Наш Современник, 2005 № 06 - страница 139
Живя в лесной чаще, в трудах и лишениях, о. Сергий «приготовился быть руководителем других пустынножителей»[26].
Уединение о. Сергия, его монашеское отрешение от мира — тема другой картины цикла «Юность Преподобного Сергия» (1892–1897). Именно тема, а не содержание, поскольку уединение трактуется Нестеровым здесь не как форма, но как образ жизни. Сам же этот образ есть органическое порождение созерцательного религиозного сознания, предполагающего естественное единение человека и природы, человека и Бога. Религиозное сознание не только приемлет окружающий мир как мир, сотворенный Богом, но и опирается на него как на эталон в познании собственно человеческой сущности. В этом смысле мы можем говорить о, так сказать, внутренней природе созерцательного религиозного сознания, для которого первично не обращение вовне, к познанию внешнего мира, а внутрь, к познанию человеком самого себя, то есть самопознание. Поэтому уединение — естественное и даже необходимое условие для него. Условие, вызывающее и то интимное состояние души, в котором только и совершается откровение в Духе. Без него нет и умиления, то есть того особого душевного момента, когда человек, оставшись один на один с Богом, смывает с себя грехи слезами покаяния. Но умиление одновременно и праздник души, поскольку оно, по слову Иоанна Лествичника, есть «очищение совести» и «примирение с Господом». Вот это тончайшее движение души, празднующей свое преображение в Духе, и попытался передать в картине Нестеров. Ведь умиление для верующего — всегда есть веха духовного восхождения, что в Православии ассоциируется со свечой как образом духа восходящего.
Вот почему Нестерову так важно сохранить в картине цельность той вертикали, о которой мы говорили в самом начале. Именно этим обстоятельством продиктована логика композиционного единства фигуры юноши и сразу же возвышающейся за ним церкви. Поддержанный ритмом стволов деревьев, уходящих в невидимые нам выси, этот пластический монолит, увенчанный крестом, получает свое историческое и художественное оправдание.
Одним из самых загадочных в цикле является, пожалуй, триптих «Труды Преподобного Сергия» (1896–1897, ТТГ).
На первый взгляд в картине все кажется обыденным и повседневным. Необычен лишь ореол над головой Сергия. Земные заботы и святость личности, представленной в чисто земной форме ее бытия, с засученными рукавами, в трудах и хлопотах. Но при этом нет заземленности в пластическом повествовании, как нет и внешней разобщенности людей в центральной картине, хотя и непосредственного общения между ними тоже нет. Люди молча делают свое дело, объединенные мыслью, сознанием необходимости построить свой дом. Вместе с тем в картине, как мы уже говорили, нет строительного шума, что придало бы ей ощущение конкретики. И то впечатление обыденности, которое поначалу возникает, постепенно, по мере восприятия, переходит в какое-то иное качество. Люди укладывают один венец за другим, но в строящемся доме нет видимых очертаний храма. Хотя избранная Нестеровым его форма необычайно точна и по стилю, и по времени. Это так называемая клетская церковь, от слова «клеть», чье возникновение и распространение в ХIV в. связано как раз с именем Сергия Радонежского. Она, точно так же, как и простой жилой дом, представляет собой обыкновенный сруб, но только увенчанный крестом. Но дом в картине еще не подведен под крышу. Поэтому нам трудно узнать в нем будущую церковь. Художник передает некую промежуточность момента созидания, не уточняя, не конкретизируя его. По той же самой причине и на всей стройке нет явного отпечатка монастырской архитектуры. Нет сосредоточенности людей на самой работе, хотя и отвлеченности от нее тоже нет. И невольно возникает мысль, что не действие как таковое связывает этих людей. Погруженные в себя, они сосредоточены не на внешней, а на той внутренней работе, которая совершается в мыслях и чувствах каждого из них. И образ природы возникает здесь не столько местом их отшельничества, сколько образом ее гармонического единения с человеком, то есть миром, в котором связи человека и природы преисполнены духовной силы. Проникаясь ею, человек преобразует, совершенствует, то есть созидает себя. Это духовное домостроительство как обретение храма в душе и составляет главный труд и заповедь Сергия Радонежского, пробуждавшего в современниках потребность приобщения к основам христианского общежития. «Пробуждение этой потребности, — писал В. О. Ключевский, — и было началом нравственного, а потом и политического возрождения русского народа»
