Между прочим, с а м и п о с е б е военные базы безусловной ценности не представляют. В этом убеждает та же грузинская эпопея. Москва и не подумала (или не осмелилась) хотя бы в минимальной степени задействовать силовой ресурс. Напротив, российские военные — и особенно их семьи — оказались в уже знакомой по событиям 90—91-го годов роли з а л о ж н и- к о в. В феврале-марте, когда начал раскручиваться аджарский кризис, в московских изданиях стали появляться панические интервью с женами наших офицеров в Батуми. Спасите нас и наших мужей — таков был общий настрой.
Зачем же срамиться перед всем миром, в очередной раз демонстрируя, что российская армия не может защитить даже саму себя? Не в состоянии обеспечить безопасность своих семей, да и командующего закавказской группировкой. В разгар кризиса генерал А. Студеникин, возглавляющий ГРВЗ, был ранен в Тбилиси в какой-то темной истории, смахивающей на провокацию спецслужб.
Военные базы за границей должны быть грозными форпостами державы. Они, как говорят специалисты, призваны осуществлять п р о е к- ц и ю в о е н н о й с и л ы на регион. Но они в состоянии выполнить свои задачи только при наличии п о л и т и ч е с к о й в о л и у руководства страны. В противном случае ц е н т р ы с и л ы неизбежно превращаются в у я з в и м ы е м е с т а.
Впрочем, теперь незачем дискутировать о судьбе наших баз. За нас все решили победители. О “форпостах державы” я писал 6 мая, в день падения Батуми. 7 мая премьер Грузии З. Жвания заявил, что в связи о изменением ситуации в Аджарии вывод российских баз должен быть ускорен (“Сегодня”. НТВ, 07.05.2004).
Подарок к инаугурации В. Путина, состоявшейся в тот же день.
Другой, оглушительный подарок с Кавказа российский президент получил 9 мая. Во время парада в Грозном был убит президент Чечни А. Кадыров. Этот теракт, мгновенно — и, понятно, не в нашу пользу — изменивший положение во всем Северокавказском регионе, если не прямо, то косвенно связан с событиями в Закавказье.
Взрыв на грозненском стадионе высветил истинные контуры операции по дестабилизации Кавказа, далеко выходящие за рамки ситуации как в Чечне, так и в Грузии. И в этом диком форсировании событий, безусловно, проступает железная логика. Если один из игроков глобального состязания без сопротивления сдает позиции, другой незамедлительно развивает успех.
Еще 7 мая московские эксперты самоуверенно заявляли, что в обмен на сдачу Абашидзе “Россия в знак благодарности за хорошее поведение” наверняка получит “несколько пряников” (“МК”, 07.05.2004). И прямо указывали в этой связи на грядущее изменение западного подхода к происходящему в Чечне.
И вот дождались “пряников”. Одним махом разрушено многое из того, чего Путин добился в результате четырехлетней войны. То, ради чего Россия принесла такие жертвы. В том числе внешнеполитические. И согласие на расширение НАТО, и граничащая с непристойностью уступчивость американцам в Средней Азии, и сдача Приднестровья, и наша капитуляция в Аджарии, — все это почти в открытую объяснялось необходимостью получить свободу рук в Чечне. Запад уже не зациклен на Чечне, Запад меняет свою позицию — твердили нам руководители. Ныне результат этой “хитроумной” политики обращен в руины.
Если Россия даже и не пытается сформулировать свои цели на Кавказе (характерно, что, выступая на инаугурации, Путин ни словом не обмолвился о регионе), то США в определении своих интересов не стесняются. Причем приходится считаться не только с государственными, но и с частными приоритетами.
Спонсор “революции роз” прагматичен. По словам видного грузинского политика, лидера лейбористов Шалвы Нателашвили, “интересы Сороса распространяются на Батумский и Потийский порты и на Закавказскую железную дорогу. Это главные артерии для экономики Южного Кавказа” (“Известия”. 02.04.2004).
Выгодное географическое положение Аджарии привлекает и внимание правительства Соединенных Штатов. Экономические интересы пepeплетаются здесь с политическими. Что создает предпосылки для ведения масштабной и м н о г о п л а н о в о й игры, не сводимой к какому-то одному сценарию.
