Наш Современник, 2004 № 07 - страница 48

Добротный, обстоятельный очерк посвящен в этой книге Ивану Афанасье­вичу Васильеву. По-моему, очень верно и четко отметил Сергей Васильевич трагедию Ивана Васильева. (Впрочем, многие из публицистов, стремившихся к перестройке, тоже пережили ее.) “Всей душой отдаваясь новому для себя просветительскому делу, Иван Афанасьевич вдруг стал замечать, поначалу даже не веря сам себе, что жизнь-то поворачивает совсем не в ту сторону, куда устремлялся он. В слове “перестройка” для него все явственнее стал раскрываться тайный и грозный смысл, из него выпадало корневое, главное — “стройка”. Каждый новый шаг в направлении “пере…” означал не обновление, не созидание, а его противоположность — разрушение.

Поняли это и широкие народные массы. Самым популярным суждением в низах стало: “Рыба гниёт с головы”. Убедились в этом люди и сами пустились “во все тяжкие”… “Цинизм политиков, — записал Иван Афанасьевич в своей “Тетради”, — передается народу, в людях исчезает всякое подобие совести. Таким букетом гадостей начинается капитализация России”.

Цифра “4” во всех датах жизни Ивана Афанасьевича оказалась значимой: родился 19 июля 1924 года, умер в декабре 1994-го, когда было ему всего 70 лет. Еще бы работать да работать, бороться за правду и справедливость, но не выдержало сердце. Умер за рабочим столом. Нынче, в 2004-м, отмечаем двойной юбилей Ивана Афанасьевича — светлый — 80-летие со дня рождения и горький — 10-летие со дня смерти.

Отрадно, что дело, начатое им, не заглохло: работает культурный центр в Борках, приходят и приезжают люди, чтоб увидеть все своими глазами, по-прежнему помнят его публицистику ветераны колхозного движения, литераторы-деревенщики, среди которых он по праву был главным зако­перщиком.

Савва ЯМЩИКОВ

ВОПРОСЫ ПРОСТОДУШНОГО

ТАК ЖИТЬ МОЖНО?

Начиная сегодня задавать вопросы, я не составлял специального плана и не старался определить очерёдность того или иного события, заставившего меня задуматься. Из огромной массы лезущих в голову сомнений буду отбирать наиболее жгучие и волнующие и делиться с тобой, мой читатель.

За последний месяц я уже второй раз попадаю в святая святых Госдумы. Не по своему, конечно, желанию. Эйфория, захлестнувшая чиновников от культуры, спешащих под радостные камлания журналистов отдать остатки трофейных коллекций Германии, заставила меня, посвятившего сей проблеме не один год жизни, подставить плечо Н. Н. Губенко, в одиночку вышедшему на борьбу с забывшей родство “культурной ратью”; по сей проблеме я ещё озадачу вопросами спешащих разбазарить государственные ценности.

Впервые я увидел так близко целый конгломерат народных избранников, озабоченных проблемами реституции. Сидящий рядом со мной паренёк, румяный, кудрявый, смахивающий на куклу Барби, зачитал громко, по бумажке, призыв к нации немедленно вернуть немцам всё, дабы не прослыть туземцами и зулусами! Поинтересовавшись у сидящего рядом депутата, кто есть сей пылкий вьюнош, узнал, что зовут его Владимиром Семёновым и сла­вен он инициативами по узакониванию браков между геями и “гейшами”. Задавать ему вопрос, помнит ли он о своих дедушках и бабушках, хлебнувших горькую чашу военного лихолетья, после полученной информации было бес­полезно. А вот следующего оратора я слушал с открытым от потрясения ртом.

Держа в руках погасшую трубку, соблюдая сталинские диктаторские паузы, напоминая говорящий бронзовый бюст, вечный депутат Говорухин пел громкую осанну тогда еще министру Швыдкому. Пожалев несчастного коллегу, так некстати для себя затеявшего процедуру сбагривания Бремен­ской коллекции, создатель нашумевшего некогда сериала про Высоцкого с уверенностью и беззастенчивостью джигарханяновского Горбатого востор­женно констатировал небывалый доныне расцвет отечественной культуры в отдельно взятых губерниях.

Особенно страстно говорил невозмутимый оратор о коренных сдвигах в истории современного кинематографа, достигнутых также стараниями министра Швыдкого, первого, по словам Говорухина, из занимающих минис­терский пост лица, умеющего общаться с чужеземцами и даже читать лекции на других языках.