С. Б
.: Привлекательный для узкой радикальной группы московской интеллигенции. Общество у нас может только говорить о революции, но не собирается ее делать. Люди готовы тихо-мирно умирать, но не выходить на улицы, защищая свои права и борясь за собственное благополучие. Поэтому этот литературный образ вызвал негативную реакцию общественного мнения. Большинство в обществе всегда осторожно, боится резких шагов.Статья объективно сыграла на руку проельцинской пропаганде, кричавшей, что мы преступники.
А. К.:
Придя к Дому Советов на следующий день после выступления Ельцина, я обнаружил, что там собралось не так уж много народу. Конечно, пришли тысячи. Но Хасбулатов, несомненно, преувеличивал, когда, выступая с балкона, восклицал: “Какое множество народу!”. Мне кажется, он успокаивал сам себя, во всяком случае он с явной тревогой оглядывал площадь. Тогда я подумал: а москвичи не спешат защищать депутатов… Была ли у вас социальная база? Могла ли оппозиция рассчитывать на победу? Мы говорим — неудачные лидеры. А были бы удачные?..
С. Б.:
Даже при этих лидерах мы могли победить! Но надо было действовать. Уже 21 сентября, сразу после решения об отстранении Ельцина, я призвал срочно распределить между депутатами министерства, учреждения, заводы и ехать туда в качестве своего рода комиссаров, чтобы обеспечить выполнение решений парламента. Отстраняя от власти всех, кто саботирует их — будь то командир части или директор завода. Делать это надо было немедленно: всё решали первые сутки. Но председательствующий сказал мне: “Сергей Николаевич, Вы правы. Мы поручаем Вам подготовку документов, а здесь будут люди, которые займутся остальным”.
Первые дни приходили командиры частей, которые готовы были привести войска на защиту Дома Советов.
А. К.:
Так это не легенды?
С. Б.:
Я трижды приводил к Руцкому таких командиров. Дважды при мне это делал генерал Ачалов. Представьте, приходит полковник и говорит: я такой-то, командир такой-то части, готов привести свою часть, разбить палатки, развернуть походные кухни. Товарищ, исполняющий обязанности президента, дайте приказ! На что “исполняющий обязанности” на матюгах кричал: “Вон отсюда! Не втягивай меня в провокацию. Мы решим это всё политически...”. Это продолжалось несколько дней, до инцидента у штаба СНГ, когда при загадочных обстоятельствах был убит один офицер и убийство “повесили” на Союз офицеров и лично на его руководителя Терехова. После этого у Дома Советов появилось милицейское оцепление и его стали изображать очагом бандитизма и мятежа.
Насколько в первые дни нужно было действовать быстро, настолько после этого эпизода следовало действовать аккуратно и полагаться на помощь извне. Помощь всей системы власти Советов. Ультиматум Сибирского соглашения истекал 4 октября. Регионы заявили, что им настолько надоела ситуация в Москве, что, если стороны не придут к согласию, они будут добиваться отставки и Съезда, и Ельцина и проведения досрочных выборов. Грозили перекрыть Транссибирскую магистраль, блокировать Москву. Чтобы не допустить консолидации регионов, власти предприняли серию провокаций. 3 октября из окна кабинета я видел, как спецназ отходил, открывая безоружным демонстрантам дорогу к Дому Советов. Верховный Совет по этому сценарию должен был сделать ошибку. И, к сожалению, он ее сделал.
А. К.:
Какие ошибки оппозиции Вы считаете роковыми?
С. Б.:
Когда я уйду из большой политики, я дам развернутый ответ на этот вопрос. Потому что, если я расскажу все, что знаю, мне будет очень трудно с моими союзниками.
Ограничусь несколькими штрихами. Первые три дня я спал по полтора часа — больше и не хотелось! Ночью я обходил костры. А ведь дождь (зная нынешние технологии, можно предположить, что дождь был “хорошо организован”, чтобы не было скопления зевак, чтобы люди по домам сидели). У костров меня спрашивали: Сергей Николаевич, вот Вы к нам приходите, а где Руцкой, Хасбулатов?.. И мне приходилось объяснять — они же руководители обороны, они работают, решают. А когда возвращался, оказывалось — Руцкой спит, Хасбулатов спит. Захожу к Баранникову: в его апартаментах ни души.
