Я вошел в подвал, разделся у молчаливой старушки, заказал шашлык, стакан вина и сел за свободный столик в почти пустом зале. Отхлебнув вина, я ждал заказанный шашлык. Редкие посетители занимали отдаленные столики, не нарушая устоявшейся тишины.
— Простите, вы не подскажете, что вы пьете? — раздался рядом чей-то голос.
Я понял, что вопрос обращен ко мне, и обернулся. У столика стоял молодой, не старше тридцати, мужчина. В его глазах еще виделся вопрос, только что услышанный мною.
— Подскажите, пожалуйста, как называется вино, что вы намерены выпить?
Вопрос был необычен в своей обыденности, и я несколько растерялся:
— Кажется, “Варна”, — ответил я.
Незнакомец сделал рукой легкий жест не возмущения — нет, а, скорее, недоумения.
— Как вам не стыдно пить такое сладкое дерьмо! — он вежливо, но решительно отодвинул стакан на край стола. — Этого делать не следует. Шашлык еще не принесли, вы можете подождать минутку?
— Конечно, — почему-то согласился я.
— Вот и хорошо, — сказал незнакомец, — я сейчас.
И — ушел. Растворился. Исчез.
Я в недоумении огляделся. Зал был по-прежнему пуст, играла негромкая музыка, мягко светилась витрина буфета, а на краю стола стоял чуть пригубленный мною стакан моего вина. Да, собственно, он теперь был как бы и не мой, этот стакан, за который я заплатил целый рубль. Так получилось, что я, хоть и негласно, но дал незнакомцу слово не посягать на его содержимое. А вино, пусть и сладкое, было крепкое, пахучее, настоящее болгарское!
“Хватит шизиться! — сказал я себе. — Хочется выпить — пей!”. И я потянулся к стакану.
—
Вот такое можно пить, — раздался знакомый голос, и на столе передо мной выставилась темная длинная бутылка с какой-то красивой этикеткой, — а это... Сударыня, уберите этот стакан и принесите нам чистые бокалы.
Незнакомец испросил разрешения сесть за мой столик и бережно разлил вино по бокалам. Мы чокнулись и выпили. Вино было легкое, чуть отдавало дубовой бочкой и терпким вкусом виноградной кожуры.
— Куда ни шло! — удовлетворенно сказал он, отпивая вино мелкими глотками. — “Абрау-Дюрсо” — есть “Абрау-Дюрсо”! Трехлетняя выдержка.
Повторно наполнив бокалы, он слегка склонил голову:
— Позвольте представиться — Жора Авдеенко, моряк дальнего плавания. Сейчас бичую на берегу за случай в Венесуэле.
Я назвал себя.
— Очень приятно. За знакомство.
Мы выпили и закусили шашлыками. Приятная атмосфера доверчивости возникла за столом между нами, точно мы давно уже знали друг друга.
— Ну что можно в продолжение знакомства сказать о себе, Коля? — Жора на секунду задумался.
— Значит так... Пиджак, — он прикоснулся пальцами к лацканам пиджака, — Лэнден. Брюки — Гамбург. Корочки — Чехия. Галстук — Басра. Носки — Южная Америка. Ну, а рубашка — Рашен. Я полагаю, все понятно?
— Более чем. Ну, а моя верхняя одежда...
— Ширпотреб. Не обижайтесь, у вас все впереди.
— Я и не обижаюсь.
Тон нашего разговора был вежлив, изящен и походил на беседу двух незаконнорожденных лордов.
— Еще по глоточку?
— Пожалуй.
— Позвольте огоньку?
—
Благодарю.
У меня давно вертелось на языке задать ему вопрос о случае в Венесуэле, из-за которого он забичевал на берегу. Мне даже казалось, что он ждал от меня этого вопроса. Это входило в логику нашей беседы. Но ответил на него он не сразу.
— Понимаете, Коля, если советского моряка оскорбляют лично, то на этот факт мы еще смотрим. Но если оскорбляют наш флот или наших вождей, тогда этого человека, как говорил Остап Бендер, бьют долго и больно.
Предисловие было многообещающим. Я затаил дыхание.
— История, в общем, тривиальная. Приходим в Венесуэлу, сходим в Каракасе на берег, идем в бар. Ведем себя интеллигентно, пьем мартини. За соседними столиками — английские моряки. Занимаются тем же самым, но, судя по цвету лиц, несколько дольше по времени.
Надо сказать вам, Коля, что англичане и норвеги хорошие мореманы. Надежные. Мы их уважаем. Конечно, против советского моряка они немножко слабаки. К примеру, их судно дало течь, так они палец о палец не ударят для его спасения. Надевают пробковые матрацы и на плотах — в воду! Привет фирме! Она все равно платит. Мы же бьемся за свое судно до последнего.
