После ужина каждый говорит:
— Спасибо тебе, господи, за хлеб наш насущный. Аминь.
Роберт говорит, что сегодня надо поблагодарить и председателя. Это он повел их к себе домой, слазил в подпол и дал им ведро картошки. Мы хором говорим:
— Спасибо тебе, председатель, за хлеб наш насущный. Аминь.
Еще через два дня ночью кто-то стучит к нам. Роберт подходит к двери, Арно и Артур берут свои топорики, с которыми они ходят в лес, и становятся рядом. Мы все проснулись и смотрим на них. Нам страшно.
— Кто там? — спрашивает Роберт.
— Роберт, это ты? — слышно из-за двери.
— Я.
— А мои здесь?
— А кто это?
— Мама Арно. Открой скорей.
— Ма-ма! — кричим мы с Марийкой и бежим к двери. — Ма-ма!
Остальные, наверно, думают, что их мамы тоже пришли. Они тоже вскакивают и кричат:
— Ма-ма!
Дверь открывается. Входит наша мама. Сначала мы не узнаем ее — она одета во все чужое. Она заходит и опускается на пол. Я кидаюсь к ней на шею — моя мама пришла! Я целую ее холодные щеки, нос, губы. Марийка хочет меня оттолкнуть, но я вцепился в мамин платок и не пускаю ее.
— А наша мама где? — спрашивает вдруг Эльза.
Я отпускаю маму. Все стоят вокруг нас, смотрят на маму и молчат.
— Она еще не пришла, — говорит мама. — Она потом придет.
— Когда? — спрашивает опять Эльза.
— Скоро, Эльзочка, скоро.
— А наша мама придет? — спрашивает Отто.
— Придет. Только не сегодня.
— Завтра?
— Нет, наверно, немножко позже… Сынок, — говорит мама Арно, — разденьте меня и принесите снегу. Я, кажется, вся обморозилась.
Арно быстро снимает с мамы старый чужой платок, расстегивает всю в заплатках телогрейку, стягивает дырявые тети Идины валенки, какие-то портянки.
— Ма-ам! — говорит он. — У тебя же ноги совсем белые!
— Да, сынок, — говорит мама. — Давай скорей снегу.
Пришла Володина бабушка Луиза. Пришли и другие бабушки. Они расспрашивают маму. Мама рассказывает, что комиссия началась только через три дня, и было очень много народу, и им пришлось долго ждать, пока их посмотрят. В последний день она молилась и обещала Богу, что если он сделает так, что она не пройдет комиссию, то в тот же день пойдет домой пешком. И вот она не прошла комиссию. "Куда ж ты такая, милая", — сказал ей врач. Мама отдала тетям, у кого было похуже, все свое, взяла их одежду и пошла. Был уже вечер, ее уговаривали: не ходи, ночь скоро, мороз вон какой, да и волки. Но мама пошла — она ведь обещала Богу, а слово надо держать. И всю дорогу опять молилась, чтобы волки не напали. И вот дошла, все хорошо. Только вот ноги немного…
Ноги у мамы начали чернеть. Внизу они черные, вверху белые. Между черным и белым красная полоска. Полоска каждый день поднимается выше. Мама все время лежит. Вчера приходил председатель. Он посмотрел мамины ноги и начал ругать ее:
— Да ты, Петровна, маленькая, что ли? Почему не позвала меня сразу? Ведь давно надо было в больницу…
Дедушка, который возил маму в район, пришел к нам опять. Он повезет маму в больницу. Там ей вылечат ножки, и она приедет.
Бабушка Луиза и бабушка дедушки Семеныча одевают и укутывают маму. Потом все вместе переносят ее на сани. Мы провожаем маму. Мы не плачем — мама скоро вернется.
Мамы уже давно-давно нет. Я гуляю по улице. На улице хорошо. Много снегу и не холодно.
На дороге разговаривают две тети. Я прохожу мимо.
— …И что не согласилась, — говорит одна.
— Да, может, так и лучше, — говорит другая. — Что ж без ног-то за жизнь.
— Здравствуйте, тети, — здороваюсь я.
— Здравствуй, милый. — Одна тетя наклоняется ко мне, берет меня на руки и целует.
— Не надо, — хочу я опять на землю. — Я уже большой.
— Ах ты сердешный, — говорит тетя. — Ну иди, иди. — Она еще раз целует меня в щеку и опускает на землю.
— Мамы долго нет, — хочется мне поговорить с тетями. — Я скучаю.
— Конечно, миленький, конечно. — Одна тетя вытирает слезы. Наверно, она расстроилась, что я скучаю по маме. Мне жалко тетю. Я ее успокаиваю:
— Ну ничего. Она скоро приедет. Вот только ножки ей вылечат, — говорю я, как мне говорил Арно.
— Правильно, миленький, правильно. Ты молодец.
Я иду дальше. Я рад — я молодец.
