На середине озера лодку чуть не перевернуло. Люба крепко уцепилась за борт руками.
— К берегу греби, — просила она и испуганно глядела на темнеющий горизонт, где из-за шиханов выплывала темная грозовая туча.
Из лодки они вылезли мокрые. Отдали ключи Тимофеевичу и, взявшись за руки, пошли в парк дома отдыха. Алексей давно облюбовал там скамейку, скрытую в кустах сирени.
— Устиныч вчера ужинать не стал, — сказала грустно Люба. — Прямо беда! Анастасия Ивановна спрашивает его, а он все молчит.
— Почему ты раньше не говорила, что у них на квартире живешь? — перебил подругу Алексей.
— Ты же не спрашивал! — искренне удивилась Люба. — Я давно у них живу, скоро два года...
Девушка рассказала о себе, о том, как росла без отца и матери, как закончила в детском доме семь классов, а потом училась в ремесленном училище на слесаря.
— Это уж меня Павел Устинович попросил нормировщицей поработать. Ты, говорит, девка боевая, грамотная, а учет в цехе сложный...
Много хорошего узнал в этот вечер Алексей об Устиныче.
Домой вернулся поздно. Уткнувшись в подушку, он долго ворочался в постели; ему казалось, что губы его полыхают огнем. Замирало сердце, когда вспоминал, как Люба поднялась на цыпочки и крепко его обняла... Первый в жизни поцелуй.
В цехе что-то произошло. Это Алексей заметил сразу, как только вошел на следующий день в пролет. Фрезеровщик Павлов низко наклонился над станком. Седой ершик волос выбился из-под кепки. Глаза старого рабочего, обычно добрые, улыбчивые, сегодня тоскливо смотрели на деталь. Может быть, заболел?
Лекальщик дядя Вася и зуборезчик Гаврилов имели понурый вид. Даже Чернобровкин не шумел, как обычно, не приставал ни к кому, он тоже был чем-то озабочен.
— Алеша!
Токарь обернулся. Перед ним стояла Люба. Глаза заплаканные, веки красные.
— Алеша, помер Павел Устиныч, — и дав волю слезам, уткнулась в плечо друга.
Алексей растерялся. Он погладил по плечу девушку, не зная, что нужно сказать, чтобы успокоить ее.
— От, чего же он помер?
— От сердца, — проговорила Люба.
«Так вот почему держался Устиныч за грудь, когда я нагрубил ему». От этой мысли Алексею стало не по себе: что если он в какой-то мере виноват в смерти старого мастера?
Из цеха Алексей ушел, ни с кем не простившись. Даже к Любе в конторку не заглянул. Смерть Устиныча вихрем ворвалась в его беззаботную жизнь, и, может быть, только сегодня по-настоящему он начал осознавать свою вину перед ним.
Хоронили старого мастера всем заводом на городском кладбище. За гробом шли тысячи людей.
Алексей вытирал кулаком непрошенную слезу и крепко держал за руку Любу, которая плакала навзрыд.
Устиныча положили под могучим кленом, широко раскинувшим свои ветви. Над землей вырос покатый холмик с краснозвездным обелиском.
Алексей стоял в толпе и думал об Устиныче и себе. Сердце его терзали горькие, тяжелые мысли.
— Пойдем! — тронула его за руку Люба.
Народ расходился. Две женщины в черных платках поддерживали жену Устиныча — Анастасию Ивановну. Плакала она беззвучно, и только заметно было, как судороги безысходного горя сотрясали ее тело.
Алексей не был на квартире Устиныча, хотя Люба приглашала его не раз. И после похорон он наотрез отказался идти туда. Там все напоминает об Устиныче, старом добром мастере, которого он обидел. Сегодня Алексею просто нужно было остаться одному и обдумать случившееся.
...К Любе он пришел через неделю. Девушка мыла пол. Анастасия Ивановна, осунувшаяся, сгорбленная, стряпала в кухне.
— Добрый день, Анастасия Ивановна, — войдя в кухню, поздоровался он. — Я в гости к вам. Можно?
— Заходи, заходи, Алешенька. — Старушка обтерла передником руки, подвинула табуретку. — Присаживайся.
Алексей сел на табурет. Анастасия Ивановна раскрыла шкафчик, достала чашки, блюдца, варенье.
— Подвигайся, сыночек, к столу поближе, чаю попьем, — хлопотала она. — Сейчас Любашу позову...
За столом сидели втроем. Анастасия Ивановна потчевала гостя пирогами, вареньем.
— Любил мой Устиныч вишневое варенье, — сказала она тихо.
Алексей сидел на стуле, словно на раскаленном железе. Наконец, он рассказал Анастасии Ивановне о том, что случилось в цехе.
