— Разом! Разом! Разом!
Несколько минут раскачивания полуприкрытых двустворчатых дверей дало ожидаемый результат — створки распахнулись, полностью открыв диспозицию обороняющихся. Всего на лестнице оказалось не более двух десятков испуганных охранников и пара полицейских. Последние демонстративно стояли, буквально сложив руки на груди, и всем своим видом показывая, что они здесь только наблюдатели.
— Ну что, москалики, приплыли! — раздался у меня под ухом торжествующий голос одного из вожаков атакующей толпы.
— Выдергивай зеленых человечков! — донеслась еще одна команда.
— А ну, иди-ка сюда, сволочь! — закричал ближайший ко мне мужик в черной кожаной куртке и неуловимо быстрым движением сократил дистанцию с охранником напротив. Тот не успел отпрыгнуть назад и был схвачен цепкими сильными руками, которые тут же потащили его по холлу прочь. Другие руки, сжатые в кулаки, наносили удары по лицу несчастного.
Никто из охранников в цепи напротив даже не дернулся, чтобы спасти коллегу, — они просто стояли у дверного проема и смотрели в щель между полураскрытыми дверями, как их товарища избивают руками и ногами.
— Мразь!
— Кремлевская сволочь!
— Сепар!
— Гнида москальская!
В толпе нападавших постоянно происходило движение — те, кто успел нанести пару ударов, организованно отходили в сторону, чтобы к лежащему на полу охраннику могли подойти те, кто еще не успел поучаствовать в движухе. Охранник закрывал лицо руками и громко стонал после каждого удара. В толпе раздавались смешки:
— Что, не нравится угощение, зеленый человечек?
— Попробовал, москаль, украинского кулака?
— Так каждому сепару будет наказание, всех гадов накажем!
У боевиков получилось выдернуть из цепи еще одного охранника, и его так же жестоко принялись бить неподалеку. Этот неудачник уже не стонал, а жалобно выл, умоляя не калечить его ради малолетних детей и беременной жены.
— В Кремле будешь про своих детей сказки рассказывать, гнида москальская, — отвечали ему, пиная лежащего. Потом я увидел, как из цепи потащили третью жертву, и опустил камеру — мне стало физически противно снимать.
— Это правильно, не надо это снимать, — поддержал меня голос за спиной.
Я обернулся — там стоял один из лидеров боевиков, рослый мужик в красно-коричневом камуфляже и кожаной кепке с надписью: «УПА».
— Снимай лучше на улице, там митинг, речи толкают, и все такое. А сюда мы потом тебя позовем, как здесь закончим, — сказал он мне, нехорошо ухмыляясь крупным щербатым ртом, и я не стал спорить, направившись к выходу. А позади раздавался совсем уже истошный вой охранников — их били нарочито показательно, чтобы сломить дух оставшихся защитников здания.
На улице было по-прежнему многолюдно. Толпа женщин стояла аккуратным полукругом на площади перед входом, внимательно слушая речь какого-то невзрачного мужичка в потрепанном плаще.
— …власть должна прислушаться к требованиям простого народа! Долой коррупционеров и москалей! Так победим! Слава Украине!
— Героям слава! — послушно хором отвечали эти добрые женщины.
Я подошел к одной из них, на ходу поднимая камеру на плечо:
— Не расскажете болгарскому радио, что у вас тут происходит?
— Митинг у нас происходит, за свободу торговли. Мэрия хочет запретить нам торговать алкоголем, — с готовностью отозвалась продавщица.
— Это я понял. А почему бьют охранников мэрии?
— А, этих, — она равнодушно махнула рукой в сторону входа, откуда даже сюда доносились вопли избиваемых. — Так то чоповцы, частная охрана, фирма «Левый берег», их мэрия наняла охранять здание.
— А почему полиция охраной не занимается?
— Вот вы смешные вопросы задаете, — действительно рассмеялась она. — Полицейские не дураки, зачем им это надо — с правосеками рубиться, что у них, головы запасные есть, что ли? Никому неохота.
Я смотрел на нее, видимо, слишком тупо, и она сжалилась:
— Чоповцы эти получают хорошие деньги за охрану, они подработать согласились и знают, за что страдают. А полиции охранять мэрию никакого резона нет, они свою зарплату и так получат, — объяснила мне она.
— Последний вопрос — а почему охранников называют москалями, и вообще, за что их бьют?