Они молчат, растерялись.
Хозяин крутой мужик и не таких скручивал, Коля иногда видел, да никому не рассказывал.
— Это вы потому написали, что приглашение не получили, чтобы второе вам послали? Накололи меня?
Они молчат, полностью обалделые.
— Ну, кто из вас мне сын? Я ведь серьезно спрашиваю, у меня тут задействовованы такие силы, что мало вам не покажется. Они смогут докопаться. Ну что, звоню им?
— А зачем вам сын? — спросил один.
— Это мое дело зачем. Еще вопросы?
— А что, если правда неизвестна? И мы сами не знаем. И мама не знает.
— Какая еще (тут он выругался) мама? Мама моего сына Мария Валерьевна, она умерла родами! И все! Она была моя жена! А эта (…), откуда еще выскочила? Как ее теперь зовут?
— Мария Валерьевна…
— (…) она вам, а не Марья Валерьевна! Ее я закопал в землю! И памятник поставил!
Помолчали.
— Ттак. — тяжело сказал хозяин..
Слышно было — он жаждет правды.
Тянет волынку.
— Есть хотите?
— Спасибо, нет, — сказал один.
— Чаю?
Это уж он нашел ход.
Николай понял, и понял какой.
Они переглянулись.
— Можно, — ответил тот же.
— Садитесь пока.
Переглянулись, сели.
Один отвечает, второй молчит.
Второй, соответственно, Коля определил, у них начальник.
Начальники отличаются тем, что они молчальники. Годят, не сразу открывают свои карты.
А первый, кто отвечал, он шестерка.
Галина так говорила. а она умнейшая баба.
Хозяин позвонил по внутреннему.
— Так, Галь, чаю вавилонского…
И этим:
— Будете печенье?
— Нет, спасибо, — сказал шестерка.
— Оч вкусное печенье, тоже из Вавилона.
— А, ну ладно.
— По древнему рецепту, с корой циннамона и с корешком амфибры.
Согласились.
52. Кустодиев подслушивает
Ели мы это печенье, с корицей, обыкновенное.
Но почему их двое?
Этого Кустодиев пережить не могла. Хозяин ожидал сына, мадам срочно убралась в Лондон, чтобы не видеть, как он злорадствует, что не только у нее есть сын. Что у него тоже есть кто-то на белом свете. А не только те две японки с передвижной японской баней, с такой бочкой, японки, которые приезжают мыть хозяина на полдня и хихикают в ванной. А он гогочет во все горло.
Вообще что это у них за семейная жизнь?
Мадам того гляди подаст на развод, потребует половину, а может, и больше.
Нарывается на то, что он ее все же съездиет в глаз. Тогда известно что, вызываем полицию, те вызывают скорую, это мы уже знаем по соседям.
Жена того теннисиста огребла десять миллионов по факту подбитой скулы, ему запрещено пока что подъезжать к ней ближе чем на километр, а оно ему нужно?
И впереди развод. Еще миллионов сто!
Кустодиев ушла на кухню.
Что они там говорили, слышала.
— А что вас двое, и ху из ху?
Хозяин сказал.
— Кто есть ху?
Он повторил как будто улыбаясь. Но хорошего ничего в том, что он лыбится, не было. Галина это знала.
Тут раздался в ответ смех. Эти двое смеялись?
Хозяин тут же вышел из себя.
Скрипнуло его кресло.
— Так. Кто из вас Серцов Сергей Сергеевич?
Парень какой-то ответил со смехом:
— Да мы оба Серцовы Сергей Сергеичи. Родились в один день.
Другой сказал:
— Мыло!
— Чё? Не понял, — это хозяин.
— Ну, мыльная опера. Сюжет о замененных детях.
— Такк. — Опять заскрипело кресло. — Замененных. Это мы потом выясним. Ну а мать ваша?
— Мать наша Мария Валерьевна Серцова. Дочь дипломата Валерия Ивановича Долинина и Тамары Геннадиевны Долининой. Которая по матери княжна Георгадзе.
— И где она проживает, ваша мать? — Тут хозяин прям подпрыгнул. Чуть кресло не развалилось.
— Ну, где мы все. Адрес наш вы знаете.
— Марья Валерьевна Серцова, чтоб вы знали, я ее сам хоронил и песок на гроб бросил!
— Да мы знаем.
— А ребенка у меня украла Алина! Аферистка! Проблить! Увезла! Речкина Алина! С чужим паспортом живет? Ну, ей зона светит. Я уж постараюсь. Вот какие дела-то всплыли. Вы вот что, покажите ваши паспорта мне.
Затопали.
Кресло завизжало под хозяином.
— Та-ак… И тут и там все одинаковое. Ин-те-ресно. Это же подлог! Липа! За это сажают! Производство фальшивых документов!
— Да нет, не фальшивых. У нас и метрики есть. Свидетельства о рождении.
Хозяин сказал:
— Паспорта пока задержим у себя.
— Но вы не имеете права…
— Да знаю я, что имею, а что не имею. Нет, это надо дело чаем запить. Во рту пересохло. Галина!
