В результате Маша выросла совершенно одинокой и не очень красивой девушкой. Не умела кокетничать, краситься.
Что же, во всем мире принцессы все как одна одиноки, не могут найти себе пару и в дальнейшем испытывают страсть к слугам, увы…
Втайне Маша была доброй, пылкой и чувственной, но никак этого не показывала.
Все это знала ее мама, Тамара Геннадиевна, и прозревала в ней вечную одиночку.
Они очень любили друг друга и часто перезванивались. Мама была единственной подругой Маши.
Белесая в отца, неприметная отличница, девочка из хорошей семьи, вежливая, молчаливая, неконтактная.
На первом же курсе она тайно влюбилась в Сергея, потому что он как-то в раздевалке сказал ей:
— У вас сумочка открыта, надо застегнуть. Мало ли. Давайте я.
И застегнул ей молнию на сумке. А сумка как раз висела на боку.
Его заботливые, умелые руки прошлись по Машиному бедру.
И потом он всегда с ней здоровался.
К весне третьего курса, за месяц до своего дня рождения, Маша как бы обезумела, поняла, что пора действовать, то есть созрела окончательно, вымыла, вылизала всю квартиру (бабушка часто болела, а мама, как всегда, проживала за рубежом с мужем-послом), затем во время международного телефонного разговора попросила маму прислать с диппочтой самые модные музыкальные записи и материал для новых занавесок, а также джинсы, тонкий свитер, кружевные трусики и такие же лифчики и пригласила на свой день рождения много народу, к каждому подходила индивидуально, вручала карточку с адресом и датой, и, в том числе, подошла с тем же самым к Сергею, который учился в другой группе.
Он сказал:
— Спасибо, приду обязательно. Что нужно принести?
— Только сухое вино, если вам не трудно.
Бабушка не одобрила внедрения в квартиру шумной оравы, когда все пришли (многие и совершенно посторонние, как бы друзья приглашенных, весьма дикого вида), и она легла в спальне, запершись на ключ, но Маша все приняла на себя.
Танцевали. Сергей сидел в стороне.
Маша, пробегая с тортом, случайно наступила ему на ногу. Он кивнул и в ответ на извинения сказал: «Прощаю». Солидно так.
Потом удалился раньше всех. Раньше чем заблевали всю ванную и ковер в гостиной.
Но через несколько дней он подошел к ней в коридоре и спросил, нет ли конспекта по Первой мировой войне, раздел Балкан.
Маша предложила зайти к ней после лекций.
Пили чай. Бабушка всем своим видом протестовала. Сергей был одет как-то бедно, обувь вообще несусветная, туристические ботинки из кирзы.
Когда он ушел, бабушка спросила:
— Дорогая, он откуда, чей?
— Он сам по себе, с юга. Родился у моря.
(Правда, до моря там было триста километров, но бабушке-грузинке можно было и приврать.)
— Мало нам твоего папочки-футболиста. При том что прадед наш князь. А как он учится?
— Не знаю. По-моему, ничего.
— Ну и что ты в нем нашла, слушай!
Маша промолчала.
Потом в отношениях с Сергеем опять была длинная пауза.
Здоровались, и все.
Так, ни шатко ни валко, продолжался этот односторонний роман. Иногда оказывались вместе в библиотеке, в столовой.
Через год, в апреле, Сергей подошел к ней опять в раздевалке, пошутил:
— Теперь сумочка застегнута? Здравствуй.
Он был одет. Маша тут же спросила:
— А ты куда? В смысле, в какую сторону?
— Я в сторону Хабаровска, но поближе. Мне предложили там в аспирантуру в пединститут областной и преподавать. Видимо, буду ориентироваться на Китай. А зачем тогда было учить ханди?
Они пошли к метро, но на самом деле пошли дальше, по переулкам.
В первый раз гуляли вместе. Маша дрожала, у нее сводило скулы, но внешне ничего не было заметно.
— Как твой день рождения прошел? — спросил он. (Помнит!)
— Никак. У меня бабушка болела. Посидели в кафе вдвоем, и все.
