Соседнее кресло было уже занято, в нем сидел пожилой, похожий на профессора, мужчина в очках. В руках он держал пластиковую папку с прозрачным верхом с надписью “Cabinet”. Я наизусть знаю артикул этой папки – 141523К, потому что дизайн изделия разрабатывал мой отдел. Я уже привык, что всюду натыкаюсь на плоды своих трудов. Они есть в каждом офисе, в любой студенческой сумке и даже в школьном портфеле, их рекламируют со страниц газет и с экрана телевизора. Серия “Cabinet”– это вообще моя особая гордость. Когда я предложил это название, то весь совет директоров был категорически против. В то время существовало мнение, что самые удачные торговые марки должны носить иностранные фамилии, лучше всего немецкие, потому что Германия ассоциируется с качеством. Это утверждение было верным до поры до времени, пока таких офамиленных продуктов не набралось на рынке великое множество. Дошло до того, что какая-нибудь периферийная фирмочка изготавливающая ластики из списанных автомобильных покрышек, без всяких ГОСТов и ТУ на одних гигиенических сертификатах давала своей продукции звучное название, например: «Шредер» и выкидывало на рынок с европейской растоможкой. Потребители стали путаться в названиях, перестали доверять иностранным акцентам. Я доказывал своим боссам, что нужно менять тактику, названием должно служить слово, имеющее аналог в русском языке.
– Пожалуйста, – говорил я, – давайте напишем его латинским шрифтом, чтобы товар ассоциировался с заграницей. В конце концов, именно кабинеты мы и наполняем содержимым, коль зовемся фирмой по производству и продаже товаров для офисов.
Руководство сопротивлялось до тех пор, пока меня не поддержали партнеры и отдел маркетинга. Сейчас от этого “Cabinet”а, буквально нет спаса, даже в самолете случайный попутчик сидит с моей папкой. Не удивлюсь, если у него и карандаш и ручка той же марки. Единственное огорчает, что этот бренд не моя собственность, по контракту им владеет компания, на которую я работаю.
Я затолкал портфель на верхнюю полку и плюхнулся в кресло. Сосед напряженно смотрел в иллюминатор, как будто на летном поле играла его любимая футбольная команда. Мне обязательно нужно с ним познакомиться. Я отчаянно трусил лететь, и чтобы не умереть от страха, мне необходим собеседник. Я, конечно, мог бы попытаться составлять в уме задачи, но, скорее всего, все они будут о высоте, скорости падения и количестве разбившихся самолетов. Не очень я умею управлять своими мыслями.
Вообще-то, я часто летаю. Можно сказать, не выхожу из самолета. Но, так то в Европе. Там и машины другие и как-то спокойнее. А тут – ТУ-134. Они постоянно падают, у них все время что-то отказывает, их обожают взрывать террористы. Если бы я сам покупал билеты, то, наверняка, нашел бы какой-нибудь другой рейс и другую машину, но билеты мне принесла секретарша. Не мог же я сказать, чтобы она их поменяла, потому что мне боязно. Именно тогда я и струхнул. Еще эта газета на столе. «Весь советский самолетный парк подлежит списанию»! «В будущем году нас ждет небывалое количество авиакатастроф по причине отказа техники»! Тоже мне, успокоили!
Вначале я хотел выпить снотворного, но вся загвоздка в том, что рейс утренний и лететь всего один час двадцать минут. Самый сон начнется, когда будем подлетать к месту назначения, потом весь день буду клевать носом. Некоторые в таких случаях пьют водку. Но спиртное на меня действует возбуждающе. Можно достичь противоположного эффекта, и с трапа прямиком отправиться в милицию.
Нет, мне определенно нужен собеседник. Я решил внимательнее присмотреться к своему соседу. Итак, что мы имеем? Дядька в очках, я тоже в очках. Можно достать какую-нибудь бумажку, близоруко прищуриться и начать с вопроса о диоптриях.
– Извините, что-то ничего не вижу. Опять портится зрение, у вас минус сколько? Вы не одолжите мне на секунду ваши очки? Знаете, несколько раз пытался вставить линзы, но они у меня не приживаются. Глаза постоянно слезятся.
Это, конечно, хитрость, но, правда. Ни одно из правил моего отца она не нарушает. Может получиться разговор. Или, например…
