— Что же? — спросил Майрон после долгого молчания.
— Привлечь насильников к суду. Вступить в открытый бой с собственным прошлым, а потом навсегда повернуться к нему спиной, иначе оно будет преследовать ее до конца дней.
— Что вы ей ответили?
Декан Гордон болезненно поморщился и загасил сигарету. Он покосился на нижний ящик, но за новой сигаретой не полез.
— Я просил ее успокоиться. — Он усмехнулся, вспоминая. — Успокоиться! Но ведь девушка и так уже держалась совершенно безучастно. Можно было подумать, что она листает телефонный справочник, а не свое прошлое. И я еще призывал ее к спокойствию. Господи!
— Что еще?
— Я сказал, что она, по-моему, не вполне оправилась от потрясения. Я был уверен, что это так. Посоветовал ей все хорошенько обдумать и взвесить, а не принимать наспех решений, которые, несомненно, повлияют на всю ее дальнейшую жизнь. Я просил Кэти представить, чем чревато разглашение правды о ее прошлом — для ее семьи, друзей, жениха, для нее самой.
— Иными словами, вы пытались отговорить ее от судебной тяжбы, — сказал Майрон.
— Возможно. Но я так и не поделился с ней своими истинными мыслями: общедоступная, по ее же словам, потаскуха, снимающаяся для порножурнала, половая извращенка намерена заявить, что-де ее изнасиловала ватага студентов, с двумя из которых у нее, по собственному признанию, были шашни. Мне хотелось, чтобы она хорошенько все обдумала и не действовала сгоряча.
— Вы слишком снисходительны к себе, — заявил Майрон. — Вам было глубоко плевать на нее. Она пришла к вам за помощью, а вы думали о чем угодно, кроме нее самой: о вашем драгоценном деканате, о возможном скандале, о футбольной команде, которой вот-вот предстоит участвовать в чемпионате страны, о собственной карьере, о том, что Кэти работала у вас и это может всплыть, о том, что она запросто могла прийти к вам домой среди ночи. Все это связывало вас с делом. Люди начали бы более внимательно приглядываться к вам и, возможно, докопались бы до вашего удивительного соглашения с женой.
При этих словах декан встрепенулся.
— А что вы знаете о нашем с женой уговоре?
— Вам что-нибудь говорит словосочетание «раз в два месяца»?
У Гордона отвисла челюсть.
— Как… — Он умолк и даже почти улыбнулся. — А вы неплохо осведомлены, молодой человек.
— Всеведущ, как Господь, — поправил его Майрон.
— Я не намерен обсуждать мой брак, но буду честен и признаю, что все эти эгоистические соображения приходили мне в голову. Однако я беспокоился и о Кэти. Ошибка такого рода…
— Не ошибка, а изнасилование, декан. Кэти изнасиловали, и это не ее ошибка. Она стала жертвой не собственного легкомыслия, а шайки негодяев, которые зажали девушку в раздевалке и надругались над ней.
— Вы слишком упрощаете.
— Нет, это вы все упростили, сделав Кэти «крайней».
— Неправда.
Майрон покачал головой, но решил, что сейчас не время препираться.
— Что произошло после того, как вы надавали Кэти кучу своих добрых советов?
Декан предпринял не очень удачную попытку передернуть плечами.
— Она странно посмотрела на меня. Как будто я ее предал. А я ведь только хотел помочь. Возможно, она восприняла мои слова так же, как вы. Не знаю. Кэти встала и сказала, что вернется завтра, чтобы подать жалобу. И ушла. Больше от нее не было никаких вестей, только этот пришедший по почте журнал да еще телефонный звонок несколько дней назад.
— Какой телефонный звонок?
— Он раздался глубокой ночью. Женский голос произнес: «Посмотри журнальчик, тебе понравится. Приди и возьми меня, я жива-здорова». Или что-то в этом роде. Не знаю, Кэти это была или не Кэти.
— Приди и возьми меня, я жива-здорова?
— Да, что-то такое.
— Что она имела в виду?
— Ума не приложу.
— Какие мысли пришли вам в голову, когда вы узнали об исчезновении Кэти?
— Я подумал, что она ударилась в бега. Решила, что с нее довольно. Мне казалось, она вернется, когда будет внутренне готова к этому. Полицейские считали так же, пока не нашли ее нижнее белье. Только тогда они заподозрили насилие. Но я-то знал, что нижнее белье, возможно, имеет отношение скорее к изнасилованию, чем к исчезновению. Вот и продолжал считать ее беглянкой.
