— Только не говорите, что вы играли в «Мерионе» или «Сосновой долине», мистер Локвуд. — В голосе Эйка слышались странные нотки. Это был даже не благоговейный ужас, а нечто большее.
— Я член обоих этих клубов.
Герман задохнулся. Майрону подумалось, что он вот-вот осенит себя крестным знамением и скажет «чур меня».
— Член обоих этих клубов? — недоверчиво переспросил Герман.
— В «Мерионе» мне дают три очка форы, а в «Сосновой долине» — пять, — продолжал Уин. — Хотелось бы видеть вас на этих площадках в качестве моего гостя в субботу и воскресенье. Попробуем пройти семьдесят две лунки за день, по тридцать шесть на каждой площадке. Начнем в пять утра, если, конечно, это не рановато для вас.
Герман покачал головой, и Майрону показалось, что в его глазах блестят слезы.
— Нет, не рановато, — с трудом выговорил он.
— В ближайшие выходные вам удобно? — уточнил Уин.
Герман снял телефонную трубку.
— Отпустите девчонку, — произнес он. — Контракт теряет силу. Всякий, кто тронет Майрона Болитара, тотчас простится с жизнью.
Уин и Майрон отправились в свой офис. После побоев у Майрона болело все тело, но кости остались в целости, и он был твердо намерен продолжать борьбу до победного конца. Такой уж он был человек. Отчаянный храбрец.
— Ну и видок у вас, — заметила Эсперанса.
— Ты придаешь слишком большое значение внешности. — Майрон бросил ей фотографию Адама Калвера. — Покажи своей подружке Люси, может, она его узнает.
Эсперанса вскинула руку в шутливом салюте:
— Яволь, герр коммандант.
«Герои Хогана» был ее любимым старым фильмом. Майрон терпеть не мог этот фильм, и ему всегда хотелось оказаться в студии в тот миг, когда честолюбивый сопляк режиссер говорит: «Слушайте, у меня есть сюжет для комедии положений! Место действия, — лагерь для военнопленных в нацистской Германии. Обхохочешься».
— Звонков было много?
— Можно сказать, миллион. Главным образом из редакций газет. Хотели, чтобы вы рассказали о контракте Кристиана. — Эсперанса улыбнулась. — Отличная работа.
— Благодарю.
— Скажите, — спросила Эсперанса, постукивая карандашом по губе, — а этот Отто Берк, часом, не холостяк?
Майрон в ужасе воззрился на нее.
— А тебе-то что за дело?
— Он довольно хорош собой.
Майрона опять затошнило.
— Норовишь выпросить у меня прибавку к жалованью? Пожалуйста, скажи, что это так.
Эсперанса кокетливо улыбнулась, но промолчала. Майрон отправился в свой кабинет.
— Погодите, — остановила она его. — Прямо перед вашим приходом поступило весьма странное сообщение.
— От кого?
— Какая-то женщина по имени Мадлен. Фамилию не назвала. Голос томный.
Деканша. Хмм…
— Номер оставила?
Эсперанса кивнула и протянула Майрону бумажку.
— Не забывайте, что презерватив — друг человека.
— Спасибо, матушка.
— Кстати, ваша мать звонила уже дважды, а один раз и отец сподобился. Полагаю, они беспокоятся за вас.
Майрон вошел в кабинет, свое маленькое святилище. Ему здесь нравилось. Почти все переговоры и важные встречи он проводил в комнате для совещаний, оформленной совершенно стандартно, и это давало ему возможность украсить свой кабинет по собственному вкусу. Слева из окон, разумеется, открывался вид на Манхэттен. Стену за письменным столом сплошь покрывали афиши бродвейских мюзиклов: «Скрипач на крыше», «Пижамная игра», «Как преуспеть в бизнесе без особых стараний», «Человек из Ла-Манчи», «Отверженные», «Хористки», «Вестсайдская история», «Призрак оперы».
На другой стене висели кадры из кинофильмов: Хамфри Богарт и Ингрид Бергман в «Касабланке», Вуди Аллен и Дайана Китон в «Энни Холл», Кэтрин Хепберн и Спенсер Трейси в «Ребре Адама», братья Маркс в «Ночи в опере», Адам Уэст и Берт Уорд в «Бэтмене» — телевизионном, где Берджесс Мередит играл Пингвина, а Сезар Ромеро — Шута. Золотой век телевидения.
И наконец, на последней стене располагались фотопортреты клиентов Майрона. Через несколько дней здесь появится и снимок Кристиана Стила в синей футболке «Титанов».
Майрон набрал номер Мадлен Гордон и нарвался на автоответчик. Зазвучал ее бархатистый голос. Услышав его снова, Майрон почувствовал сухость в горле и положил трубку. У него не было никакого желания оставлять сообщение. Его блуждающий взгляд уперся в часы на дальней стене. Они были сделаны в форме громадных наручных часов, а посреди циферблата красовалась эмблема «Бостон селтикс». Стрелки показывали половину четвертого.
