Рывком он поднялся и зашагал к набережной.
Погруженный во тьму порт оживал — то тут, то там вспыхивали прожекторы, трещали лебедки, орали десятские. Шла вторая четверть пополуночи.
На ходу Арч все-таки избегал открытых и освещенных мест, придерживался высокой сплошной ограды, где фонарей поменьше — то ли перегорели, то ли разбиты. Так он добрался до крайнего пакгауза, пересек рельсовый путь, нырявший под наглухо запертые ворота, осторожно выглянул из-за угла. Набережная оказалась безлюдной, как и следовало ожидать. Неподалеку, в проеме парапета, торчала лесенка причала для катеров. По ней Арч спустился к воде. Волны легонько лизали край железной площадки, глухо бились внизу, под ногами. Он встал на колени, сполоснул руки и лицо соленой влагой. Ссадины защипало, Арч отерся рукавом.
Вдалеке, у горизонта, чуть заметно ползла цепочка огоньков — караван барж следовал на разгрузку. С черного безоблачного неба светили звезды. Арч отыскал взглядом Северное Коромысло, оно уже повернулось стоймя, значит, на исходе третья восьмушка. Небесный свод неуклонно вращался, время шло, солнце входило в зенит над океаническим полушарием; когда его лучи снова коснутся материка, Арча уже не будет на свободе, а может, и вовсе не будет среди живых. Продержаться хотя бы до восхода не выйдет.
И звезды эти уже не для него, внезака, он лишен права смотреть на них. Ему суждена иная, беззвездная и нескончаемая ночь каторжника.
Неподалеку, за оградой и турникетом, пустует его рабочий стол в ремонтном бюро. Мастер созвонился с домовым надзирателем, узнал от того, что Эхелала Ди не явился на ночлег. Еще два дисциплинарных проступка, но они не в счет, взыскать не с кого. Экая бессмыслица.
Оцепенело Арч сидел на ржавой ступеньке, и если бы не огоньки барж, медленно продвигавшихся вдоль волнолома, могло показаться, что само время застыло, сгустилось в единый пустой и черный миг без конца, начала, смысла. Наконец, продрогнув, он встал и передернулся, словно стряхивая озноб.
Никакого выхода не предвиделось. Он мог лишь выбирать между двумя смертями — быстрой, от пули патрульного, либо медленной, в сумраке и духоте каторги, от изматывающей работы, побоев, скудного пайка. А потому все едино, затаиться ли, разгуливать ли без опаски; сколько ни доведется еще протянуть, этот крохотный остаток жизни окажется отравленным неотвратимостью конца.
Если человек потерял право жить, у него и тогда остается право умереть человеком, а не амбарным слизнем. Примерно так рассуждал Арч, шагая по захламленным портовым закоулкам.
Сзади послышалось тарахтенье движка, брызнул прожекторный свет. Арч посторонился, мимо прокатила дрезина с двумя гружеными вагонетками, отъехала шагов на полтораста, свернула за угол и, судя по визгу тормозов, остановилась. Движок покряхтывал на холостом ходу.
И тут из-за ближнего пакгауза появились двое патрульных, они направились навстречу Арчу обычной ленивой походочкой, от которой у кого хочешь душа уйдет в пятки. Неожиданно для самого себя Арч не почувствовал страха. «Вот, все» — только и подумал он, когда луч фонарика полоснул его по глазам.
— Стой, пошкрябанный, — скомандовал патрульный. — Что, с гулянки пилишь?
Второй спок, с пнемачом наперевес, вразвалочку двинулся, чтобы зайти проверяемому за спину. Вымуштрованные ражие детины действовали в точности по уставу, но, похоже, и в мыслях не допускали, что этот фрукт в грязном комбинезоне, ослепленный фонарем, исцарапанный и жалкий, вздумает сопротивляться. Поэтому полусогнутый палец второго патрульного лежал на гашетке свободно, безо всякого напряжения, и на мгновение запоздал с выстрелом, когда Арч ухватился за ствол, резким тычком отвел дуло от своей груди.
Все случилось как бы само собой — Арч понимал, что выбирает немедленную смерть, и остается лишь напоследок хорошенько врезать этой самодовольной сволочи по морде. Еще не вернулось отраженное стенками пакгаузов эхо выстрела. Еще не цвикнул о плиты выброшенный затвором баллончик. Обе руки Арча вцепились в пневмач, мотнувшийся на шее патрульного, рванули его на себя, а тело распрямилось из приседа, вкладываясь целиком в свирепый удар головой, снизу, по подбородку. От боли в темени перехватило дыхание. Арч наугад ударил коленом, отпрянул вбок. Оружие осталось у него — ремешок слетел с шеи оглушенного спока, попутно сорвав незастегнутую каску.
