Фред Лейберн широко улыбнулся:
— А мне и спрашивать не надо, что ты тут делаешь, Тилли, небось, уже скупила весь магазин. Куда ты сейчас?
— Хочу пройтись по рынку, а потом встречусь с Артуром на углу. Он будет там в три.
— Ладно, погоди минутку, я пойду с тобой. Вот только куплю нитки для Филлис. — Повернувшись к приказчику, который все еще держал дверь открытой, Фред протянул ему бумажку с намотанными на нее коричневыми нитками: — Мне нужны вот такие — пару катушек, пожалуйста.
— Разумеется, сэр.
Приказчик вернулся в магазин, а Фред, наклонившись к ребенку, произнес:
— Привет, Большой Вилли. Как твои дела?
Малыш, смеясь, уцепился за его палец.
— Ты приехал один? — спросила Тилли. — А я думала…
— Я — один? Как бы не так! — перебил Фред. — В последнее время моя жизнь не принадлежит мне, девочка. Я и тут, и там, и везде, как кошка на раскаленной крыше. Один — ни за что! Хозяин пошел повидаться с каким-то стряпчим — его контора вон там, вниз по улице. Сказал, что будет через полчаса, так что я поставил карету в конце рынка и попросил посыльного присмотреть. Конечно, если его милость узнает, мне не миновать выволочки. Эх, Тилли, говорю тебе, у этого парня с головой не в порядке. Носится туда-сюда, как угорелый, а зачем — и сам не знает… А, вот! — Он повернулся к приказчику, протягивающему ему маленький бумажный пакетик. — Сколько с меня?
— Два пенса, сэр.
— Вот, возьмите, и спасибо.
Когда они вышли на улицу, Фред предложил:
— Давай я понесу ребенка, Тилли.
— Спасибо, я сама, — отказалась она. — Возьми лучше эту корзину.
— Так, говоришь, Артур будет ждать на другом углу?
— Да.
— Ну, так давай пройдемся по рынку, и я провожу тебя: с таким парнем на руках тебе одной тяжело.
— Это уж точно, — смеясь, ответила она. — Мальчишка-то не из легких.
Они уже были на рыночной площади. Фред шел чуть впереди Тилли, прокладывая путь среди рыбных и мясных прилавков, корзин и разносчиков. Вокруг царила необыкновенная суета.
Когда над обычным рыночным гамом взвились громкие, резкие крики, Фред обернулся к Тилли:
— Гляди-ка! Гляди-ка! Там, впереди, драка. Лучше бы нам держаться отсюда подальше. О Господи!
Люди впереди них, смеясь и ругаясь, пятились, отступая подальше от дерущихся. Фред подхвати Тилли под руку, и они развернулись, но уйти им не удалось: сзади напирала толпа. Участвовать в драке не хотел никто, но посмотреть хотелось всем. Еще бы, такое редкостное зрелище: две женщины вцепились друг другу в волосы, а мужчина и мальчик пытались разнять их. У парня в руках была толстая палка, и он что есть мочи колотил ею по заду одной из женщин. Когда наконец дерущихся растащили и только их вопли продолжали сотрясать воздух, Фред заметил:
— Ну и упрямые бабы! Уже сколько времени ссорятся, а все им мало. Пойдем, надо выбраться отсюда.
Вернуться прежним путем было невозможно, и Фред повел Тилли к проходу между двумя прилавками. В тот момент, когда они добрались до этого прохода, более высокая и крупная из женщин обернулась и увидела Тилли. Их разделяло всего несколько ярдов. Женщина вытаращилась на Тилли, потом, вцепившись в плечо стоявшего рядом парня, завопила:
— Поглядите-ка! Ну и денек сегодня! Сперва эта шлюха стащила мою сумочку, и это после того, как я угостила ее стаканчиком винца, а теперь вот — поглядите-ка! Нет, вы только поглядите!
Какие-то люди толпились перед проходом, загораживая его, и не успел Фред протолкнуть Тилли вперед, как миссис Макграт уже ринулась к ней с криком:
— Проклятая ведьма, которая убила моего сына! — В ту же секунду она выхватила палку из рук мальчика и взмахнула ею, целясь в голову Тилли.
Тилли инстинктивно рванулась в сторону, Фред подставил руку, чтобы отвести удар, но было уже слишком поздно: палка обрушилась на голову маленького Уильяма.
Всеобщее «ах!» заглушило крик ребенка; когда его кровь полилась по руке Тилли, она тоже вскрикнула:
— О Господи!
— Она вышибла ребенку мозги.
— Где же полиция? Вечно их не докличешься, когда они нужны.
— Она пьяна в стельку, но какого черта ей понадобилось хвататься за палку? Бедный ребенок!
— О Господи! О Господи! — Тилли пыталась остановить кровь, фонтанирующую из рассеченного лба ребенка с такой силой, что она никак не могла разглядеть, где же рана.