В то же время религия — в этимологическом смысле слова — не только не отвергается, но и утверждается Виткевичем. Всеобщая связь существ, наделенных сознанием, — главный этический параметр его философии. С идеей любви, совместного опыта людей, выводящего в трансценденцию, связан трагизм его антропологических воззрений. Виткевич видит человека как сущность протеичную, текучую. Подлинное общение и взаимопонимание между единичностями представляется ему невозможным. Поэтому его герои обделены любовью, жаждой сопричастности целому. И это следствие объективного онтологического парадокса.
Внутренняя драма личности — конфликт между индивидуальным сознанием и осознанием себя частью расширяющейся общности, для которой судьба единицы не имеет значения. С точки зрения интересов процветания вида потребность в трансцендентном познании вредна, так как нарушает сплоченность в стремлении к покою, равновесию и комфорту. Философия, религия и искусство для репродуктивно-технологически ориентированного сообщества — тормоз, а потому приемлемы лишь в формализованно-адаптированном, подмененном виде. Виткевич полагал, что в процессе социальной эволюции потребность и навык созерцания и медитации утрачивается людьми, а когда-нибудь в человечестве угаснет даже тоска по метафизическому чувству.
Считая культ общества реальной религией новейшей эпохи, Виткевич сам отдавал ему должное. Однако и стремился противостоять атрофии индивидуальной духовности. По его убеждению, «безнадежная и благородная задача того, кто осознал себя художником, — совать палки в колеса локомотиву истории». Его личная стратегия интенсивного познания — ответ на грядущую безнадежность общества потребления и материальной гипердинамики.
Отнюдь не аскет-пустынник, он жил в миру, но пристально вглядывался в себя. Его излюбленная идея — путешествие за грань сознания, в глубины того, что недоступно обыденному разуму. Просветления он искал не только в философской медитации и художественном творчестве, но и в психоделических экспериментах.
Наркотики «высшего ряда» Виткаций узнал в России. Затем, с середины 20-х годов, он последовательно экспериментировал, исследуя их влияние на художественное видение и экспрессию. Несколько сот изобразительных работ Виткевича снабжены «марками» принятых «ядов». Кокаиновый транс описан в его романе «Прощание с осенью», состояния под «давамеском» — в «Ненасытимости», наркотические мотивы звучат во множестве драм. К началу 30-х годов Виткаций накопил богатый опыт по препаратному изменению сознания и потерял к нему практический интерес, сделав выводы, к которым невозможно прийти «всухую».
В романе «Единственный выход» (1931—1933) дана окончательная оценка «искусственного рая» как мира бесплодных фикций. По словам художника Изидора, наркотики в любой дозе дают ощущение отнюдь не «метафизической», а лишь «реалистической», «сказочной» странности. В художественно-публицистической книге «Наркотики» («Алкоголь, никотин, кокаин... пейотль», 1930) внимание автора приковано к проблеме деградации наркозависимых субъектов, пристрастие которых к «отраве» рождает патологическую, неконтролируемую тотальную потребность, подавляющую высшие психические функции.
Заключительный и самый обширный раздел трактата, содержащего запись авторского опыта в измененных состояниях психики, посвящен воздействию на личность природного миметического психотропа, который Виткевич не относил к «дурманящим средствам» в строгом смысле слова. Испытав на себе в 1928—1931 годах действие пейота («пейотля»), а также синтезированного аналога одного из его алкалоидов — мескалина, он констатировал, что вещества этого типа, «метафизические наркотики», не вызывают эйфорических эффектов, а напротив — ставят человека лицом к лицу с тем, что его страшит. Пейотный транс описан им как психодинамический театр бессознательного, в котором предельно обостренное восприятие содействует полному проявлению личности. В этом спектакле человек — и зритель, и актер одновременно — видит то, что составляет тайное тайных: за кажущейся произвольностью видений скрыта необходимость, диктуемая онтологическим единством микро- и макрокосма.
