Наркокапитализм. Жизнь в эпоху анестезии - страница 4
Маниакально-депрессивный человек не выздоравливает; все, что вы можете сделать, это попытаться успокоить его – убедиться, что испытываемое им возбуждение сведено к нулю в пользу вынужденной, но безвредной стабильности. Иначе говоря, с человеком, страдающим «маниакально-депрессивным психозом», вы можете в лучшем случае контролировать маниакальный элемент – включая то, что остается от него во время депрессивной фазы. Хороший маниакально-депрессивный пациент – это депрессивный пациент, то есть отделенный от неконтролируемой половины своего синдрома, той части, которая оправдывает его клиническую изоляцию, с пониманием того, что оказываемая ему помощь ограничивается охраной его беспокойного тела. С того момента, как хлоралгидрат стал использоваться преимущественно для подавления возбуждения, успех был обеспечен: если маниакальное возбуждение также означало телесную гиперестезию, то имело смысл исключить все ощущения, способные привести к ней. Динамика возбуждения являлась динамикой аффективного процесса: «психомоторная ажитация» возникала тогда, когда бытие пациента переполняли чувства и эмоции, заставляя его сходить с рельсов и вести себя безумно. Именно это и означает слово excitation (возбуждение): выход за пределы самого себя, выброшенность за рамки своего бытия, захваченность чем-то внешним, находящимся вне контроля пациента. Быть возбужденным – значит испытывать состояние, в котором вы не являетесь самим собой[21]. «Маниакально-депрессивный психоз» представлялся своего рода деонтологизацией, когда то, что влияет на бытие, отделяет его от самого себя в пользу игры непредсказуемых сил, которые в свою очередь угрожают затронуть других индивидов. Поэтому, чтобы бороться с ним, требовалось иметь возможность восстановить бытие в его пределах, заглушить зов внешнего, на который оно стремилось откликнуться, чтобы не допустить переживания эксцесса – переживания, которое, как предполагалось, было для него слишком трудным. Приятная анестезия, обеспечиваемая хлоралгидратом, могла удовлетворить этим требованиям; там, где бытие раздувалось сверх всякой меры, она могла вызвать его резкую дефляцию посредством устранения аффективных энергий, подпитывающих его инфляцию – расширение. Бесполезные ощущения заглушались, и в результате оставалась лишь своего рода непрерывная, туманная и ослабленная басовая партия, ритм которой внушал заблудшему бытию, что единственная дозволенная ему прогулка – это прогулка по территории больницы.
Однако вовсе не хлоралгидрат обеспечил господство идей Крепелина в области «маниакально-депрессивного психоза». Потребовалось еще одно, более совершенное изобретение, прежде чем США согласились с его видением болезни. Этим изобретением стал синтез хлорпромазина Полем Шарпантье, химиком компании Rhône-Poulenc, изучавшим действие гистамина – молекулы, ответственной за многие аллергические реакции у людей[22]. Заметив, что антигистаминные препараты оказывают мощное воздействие на центральную нервную систему, он начал экспериментировать с различными формулами, чтобы использовать это действие, включая анестетический и седативный эффекты. 11 декабря 1950 года он назвал новейшую формулу, полученную из своих пробирок, «хлорпромазином», еще не зная, будет ли она иметь хоть малейшее применение, но надеясь, что она покажет некоторую эффективность в психиатрии[23]. Опыт на группе лабораторных крыс, которые внезапно перестали интересоваться чем-либо после приема вещества, подтвердил это почти сразу: наряду с анестезией и седацией хлорпромазин вызывал
