Выяснилось, что Чарлз уже ушел в школу — весьма этим недовольный — и до середины дня не появится. Гэвин, муж Энн, был чем-то занят в квартире над гаражом, и Ник-ки, с аппетитом проглотив обильный завтрак, приготовленный экономкой, обнаружила, что в доме пусто.
Вначале это ее подавляло, но дни шли, и она начала привыкать к свободному распорядку, так отличавшемуся от ее обычного лихорадочного темпа жизни. Можно было без спешки все обдумать и спланировать, разобраться в значении того, что произошло за прошедшую неделю. Она даже перестала волноваться из-за Харпера.
Никки много всего передумала, ей приходило в голову вообще отказаться от этой работы, но в конце концов она пришла к честному выводу: Харпер стал для нее настолько важен, что она готова терпеть его способность читать ее мысли. Пока еще она не могла определить, как много он для нее значит, но точно знала, что без него в ее жизни останется пустота.
Она ловила себя на том, что запоминает какие-то эпизоды, обрывки разговоров, смешные вещи, сказанные Чарлзом, и говорит себе: я расскажу об этом Харперу. И тут же ругала себя за глупость: Харпер слишком занят, чтобы интересоваться подобной ерундой.
Но когда по телефону он расспрашивал ее о проведенном дне, а она рассказывала ему обо всем и слышала в ответ теплый, восхититель-ный смех, прорывавшийся сквозь ледяную стену отчуждения, окружавшую его в Лондоне, то знала: она не права, он живо всем интересуется и скучает по дому, а Лондон для него всего лишь место работы.
Каждое утро Никки просыпалась полная энергии. Она быстро просматривала огромную кипу основных информационных материалов, оставленных ей Харпером, и начинала делать наметки новых эскизов.
Никки звонила Питеру, и он звонил ей трижды. Она посетила местного врача, который снял повязки с ладоней, так как порезы зажили. С разрешения Харпера она несколько раз возила Чарлза в Оксфорд погулять и походить по магазинам.
Чарлз оказался занятным попутчиком. У него были свои весьма определенные взгляды на то, что ему следует носить, и кое-какую летнюю одежду он выбрал себе сам. Но чего уж она совсем не ожидала от шестилетнего мальчика, так это терпеливого и даже восторженного отношения к ее покупкам. Брат Джонни, насколько она помнила, этим не отличался, а Чарлз обладал к тому же врожденным хорошим вкусом и разбирался в моде.
Однажды, когда она размышляла, не купить ли ей зеленое платье с широкой юбкой, Чарлз небрежно заметил:
— Харпер не любит зеленый цвет.
Никки бросила на мальчика удивленный взгляд. В его темных глазах она увидела, что он прекрасно все понимает, и, если бы он ухмыльнулся, она бы его шлепнула. Но Чарлз за-говорщицки ей улыбнулся с видом веселого сообщника. Тогда она поняла, что, не прилагая никаких усилий, сумела понравиться ему, и тут уж сама удивила и его и себя, обняв маленькую, крепкую фигурку мальчика. А он в ответ по-детски захихикал и тоже обнял ее, перестав изображать светского молодого человека. А Никки пришла к простому заключению: она не только по уши влюбилась в старшего Бьюмон-та, но полюбила и младшего.
К пятнице руки у нее настолько зажили, что она начала делать эскизы для Харпера. Она работала в библиотеке за большим столом, заваленным бумагой и карандашами, а также массой устаревших материалов, которые раньше выпускала компания Харпера.
В этот день Чарлз был дома, так как учителей послали на курсы повышения квалификации. Вместо того чтобы греться на солнышке, он с удовольствием занимался рисованием в компании Никки, расположившись под столом с листами бумаги, которые она ему дала. Склонив темную головку, он деловито орудовал цветными карандашами, изображая космический корабль.
После ленча Никки собиралась поехать в город, чтобы купить материалы лучшего качества. Тратить на это утренние часы ей не хотелось.
— Мне нужно подобрать фломастеры, акварельные краски и бумагу для эскизов, — сказала она Энн. — Вы не знаете, в каком магазине это продается?
Экономка на минуту задумалась и сообщи-ла, что, скорее всего, на главной улице в магазине художественных изделий.
Чарлз жевал американский гамбургер, запивая его какао, и при этом болтал ногами.
