— В такие моменты без оружия я совершенно беззащитен. — Остужев покрутил в руках мушкет и осторожно положил его на землю. — Наверное, вы правы — нехорошо, если правительственные войска застанут меня с оружием в руках.
— В руках? — Мари принялась ощупывать его сюртук. — Я знаю, как ведут себя правительственные войска. Если у вас есть пистолет в кармане — выбросьте немедленно, или вас расстреляют!
Остужев пытался вырваться, но это оказалось невозможно. Обнаружив припрятанное оружие, Мари не отставала от Александра до тех пор, пока он не сдался. Передвигаться же, как объяснила девушка, ему следовало, ни в коем случае никуда не прячась.
— Поймите, в этих домах, в скверах, среди остатков баррикад сейчас остались еще стрелки, пуль которых солдаты боятся больше, чем многотысячных толп. Каждый, кто прячется, — враг. Идите по середине улицы и примите как можно более глупый вид, вот и все. А будете разговаривать с солдатами, так выжмите из себя хоть немного акцента. Возможно, вас арестуют, но хоть на месте штыком не пырнут.
— Но вы! — Вообще-то Остужев, едва не попавший несколько раз под залпы, уже собирался вернуться к Штольцу. — Но вы, Мари! Куда вас черт несет, да еще в таком виде?
— Должна я хоть одним глазком посмотреть, что вытворяет наш корсиканский друг? — Мари пошла дальше, на звуки выстрелов. — А то все будут рассказывать небылицы, а я как же? Даже не пытайтесь меня остановить.
Остужеву пришлось пойти с ней. Но прогулка продлилась недолго: выйдя из-за угла к церкви Святого Роха, они увидели на паперти нечто такое, отчего Мари сперва застыла, а потом, порывисто обернувшись, прижалась к Остужеву. Он и сам не сразу понял, что видит. Какой-то красной кашей с разноцветными вкраплениями было залито все, включая ступени, а стены церкви забрызганы на высоту в два человеческих роста.
— Поднимите руки! — От группы перекуривавших рядом солдат отделились двое и бежали к парочке, целясь из ружей. — Оба поднимите руки и покажите лица!
Только когда его обыскивали, Остужев окончательно понял, что паперть покрыта останками людей, в упор расстрелянных из пушек. Даже на улицах он не видел такого ужаса. Оторванные конечности, изодранная одежда, разбитое оружие — все смешалось в одну отвратительную массу.
— Как это возможно? — спросил он, пошатнувшись. — Здесь расстреливали пленных?
— Вот еще! — пробурчал один из солдат, прикладом подталкивая его вперед. — Они собрали здесь резерв, главную силу. Но наш генерал выдвинул пушки на позицию так неожиданно, что они растерялись. Мерзавцев накрыло почти всех. Не хотел бы я заниматься тут уборкой! Жак, а где второй? Или это была девчонка?
— Да вот я тоже все думаю, где она, — растерянно сказал его товарищ. — На секунду глаза отвел, а ее нет. Оборванка какая-то, да черт с ней!
— Я секретарь российской миссии и пользуюсь дипломатической неприкосновенностью! — вспомнил Остужев и постарался больше не смотреть на паперть. — Вы не имеете права меня задерживать.
— Это ты генералу нашему скажи. Бонапарт сам разберется, и, если велит расстрелять, уж мы обсуждать приказ не станем!
Солдаты были разгорячены боем и явно гордились победой. Александра заставили сесть на мостовую вместе с еще полутора десятком задержанных. Многие были ранены, но помощи им пока никто не оказывал. Часовые обсуждали приказы Бонапарта, его смелость и решительность. В их глазах он стал героем. Арестованные почти не разговаривали друг с другом, но из тех редких реплик, которыми они перебрасывались, Остужев понял, что находится среди самых настоящих роялистов. Сторонники монархии собрались сюда кто из Вандеи, кто из Марселя, а кто даже из Англии.
Вдруг солдаты засуетились и потушили трубки, поправили амуницию. Мимо них, всего шагах в пятидесяти, в сопровождении офицеров проходил сам Наполеон Бонапарт, герой Тулона, покоритель Парижа. Остужев подумал, не окликнуть ли генерала — тот по знакомству помог бы Александру избежать допросов и ночи в тюрьме. Но не успел он еще решиться, как сидевший рядом человек с обвязанной обрывками рубахи раненой ногой вдруг выхватил из-под окровавленной ткани пистолет и прицелился в Бонапарта. Остужев действовал инстинктивно — подбил руку стрелка вверх. Пуля прошла выше, Наполеон оглянулся.
