— Она говорила много хорошего о Баррасе! — вспомнил Остужев. — Мне показалось, он для нее авторитет.
— Вот как! — Штольц нахмурился. — Вот, родной, это важно. Это я передам Дюпону, хоть он и сам должен знать. Девочка, совсем еще девочка… Тем она и опасна со своими талантами. Пролезет в любую щель, а потом исчезнет на пустом месте. Опасайся ее. Она не наш человек, а человек Дюпона и, возможно, Барраса. Конечно, Баррас придавил всю эту шайку, кому как не ей его за это любить. Ну вот и Клод!
Дюпон широкими шагами двигался к ним через зал. Он был еще сравнительно молод, Александр дал бы ему лет тридцать пять, но не только рано поседевшие виски заставляли предположить, что Дюпон старше. Имелось в нем нечто, чего Остужев не мог сам себе объяснить. Будто приближался к ним кто-то сошедший со старых картин.
— Карл Иванович, а Дюпон не был прежде охотником или моряком? Есть в нем что-то…
— Да, Клод не на паркете вырос, — оборвал его Штольц. — Ты сам попросил: прикажите мне не задавать вопросов! Я приказал.
— Баррас уходит из зала, — сразу перешел к делу Дюпон, как только оказался рядом. — Идем и мы, встретимся с ним в одной из уютных комнат. Мари позаботится, чтобы нас никто не подслушал.
— Она не в слишком близких отношениях с Богарне? — спросил его Штольц. — Знаешь, Жозефина — женщина приятная, но ветреная.
— Мари по моему приказу понравилась ей. Их многое объединяет, Богарне потеряла мужа во время террора, сама была под арестом. Пожалела девочку… Конечно, Мари несколько привязана к ней, но не настолько, чтобы выдать наши тайны. — Дюпон посмотрел на Остужева. — Ты сказал своему секретарю, что все наши переговоры абсолютно секретны?
— Не сомневайся, Клод, Саше можно доверять всецело. — Штольц положил руку Остужеву на плечо. — Я, конечно, планировал несколько позже ввести его в курс дела, но, видимо, пора. Тем более что Ханса с нами больше нет.
— Тогда идемте, нечего терять время. — Дюпон первым пошел к двери.
— Ты многого еще не знаешь. — Карл Иванович взял Остужева под руку и двинулся следом за французом. — Ничего, постепенно ты поймешь. Главное, верь мне: мы трудимся ради блага России.
Особняк Жозефины Богарне оказался даже больше, чем по первому впечатлению Остужева. Это был целый дворец, изобиловавший множеством комнат, к которым порой вели совершенно неожиданные повороты коридоров. Но Дюпон прекрасно знал этот лабиринт. Ни разу не усомнившись в выборе пути, он довел русских до места встречи с Баррасом. Крохотная комната на втором этаже имела лишь одно окно, плотно завешенное шторами. Горели свечи, на маленькой кушетке сидел, подперев голову ладонью, первый человек Франции и о чем-то размышлял. Когда гости вошли, он не поднялся, лишь лениво поприветствовал их:
— Добрый вечер, господа, если он для вас добрый. Я слышал, в саду напали на чью-то карету? Надеюсь, все обошлось?
— Все обошлось, — поклонился ему Штольц. — Хочу представить вам моего секретаря, которому я абсолютно доверяю: Александр Остужев.
Остужев поздоровался и поклонился. Баррас посмотрел на него с любопытством.
— Вы француз? Как ваше настоящее имя?
— Он русский, — за Остужева ответил Штольц. — Просто имеет необыкновенную способность к изучению иностранных языков.
— Надо же! — Баррас усмехнулся и сел поудобнее. — Русский говорит по-французски как парижанин, а ко мне вчера приходил один французский генерал, просил места, так у меня уши опухли слушать, как он изъясняется на моем языке. Впрочем, он корсиканец.
— Наполеон Бонапарт? — тут же спросил Дюпон, прикуривая от свечи сигару. — Бригадный генерал, если не ошибаюсь, герой взятия Тулона.
— Он, — кивнул Баррас. — Впрочем, не такой уж и герой. Просто на фоне тех людей, которые у нас стали командовать армиями, Бонапарт смотрится героем. Всего-то и сделал, что правильно выбрал место и разместил там артиллерийские батареи, чтобы обстреливать английский флот и вынудить наших чертовых соседей убраться от Тулона.
— Толковый генерал многого стоит! — заметил Дюпон.
— Толковый, да слишком норовистый. Ему предлагали отправиться в Вандею, воевать с мятежниками, командовать дивизией. Впереди была карьера! Так нет: и в гражданской войне ему участвовать не хочется, ручки марать о кровь французов, и он, видите ли, артиллерист, а не пехотный генерал… Молод еще, тридцати нет. Горяч. Хотя умен, разбирается в баллистике как ученый. Сказал, что, будь он на месте Людовика, просто расстрелял бы толпу в Тюильри из пушек и никакой революции не было бы. Явно скрытый роялист. Но я заметил, Дюпон, что вы им интересуетесь, а это неспроста.
