Несмотря на все его слабости къ этой женщине; несмотря на то, что онъ съ такой охотой осыпалъ ее милостями, принялъ ея детея, сажалъ на троны ея племяннщъ и кузинъ, – приходится все же спросить себя, смотрелъ ли онъ когда-нибудь на нее, какъ на действительнаго члена своей семьи: настолько чувство, которое питалъ онъ къ ней, разнится отъ того, которое развивается въ немъ после женитьбы на Маріи-Луизе, и особенно после того, какъ Марія-Лиза сделала его отцомъ. Тогда чувство супружескаго долга захватываетъ его, господствуетъ въ немъ, поглощаетъ его целикомъ. Конечно, онъ никогда не любилъ Марію-Луизу той страстной любовью, какой любилъ Жозефину. Никогда она не была для него любовницей; но съ самаго же начала она стала для него супругой. Съ техъ поръ – ни одной неверности, а если онъ и позволялъ себе таковыя, то такъ тщательно ихъ скрывалъ и въ то же время оне такъ сомнительны, что свидетельствуютъ лишь о желаніи хранить видимое уваженіе къ взятымъ на себя обязательствамъ. Никакихъ откровенностей сомнительнаго свойства, никакихъ развлеченій вне общества своей жены. Когда онъ доходитъ до такой небрежности, что отказывается ехать въ Испанію лично устраивать дела, приходится спросить себя, не служитъ ли нежеланіе разлучаться съ женою одной изъ причинъ. мешающихъ ему ехать? Тогда какъ Жозефине онъ отказывалъ въ какомъ бы то ни было участіи въ управленіи Имперіей, Маріи-Луизе онъ это управленіе поручаетъ, делаетъ ее регентшей; онъ открываетъ въ ней больше ума, болыпе находчивости, больше здраваго смысла, чемъ имеютъ, по его мненію, его старые сотрудники, даже его братья. И не потому онъ такъ обращается съ нею, что она – мать его сына, – хотя и кажется, что именно поэтому, – но потому, что онъ испытываетъ къ ней своего рода супружеское уважепіе, котораго у него не было по отношенію къ Жозефине.
Тогда какъ по отношенію къ Жозефине – даже после ея смерти, – онъ остается неизменно любовникомъ, по отношенію къ Маріи-Луизе онъ всегда – супругъ. Въ отношеніяхъ къ Жозефине имъ владеетъ то, что дало ему его сантиментальнымъ воспитаніемъ, протекавшимъ целикомъ подъ вліяніемъ Руссо; въ отношеніяхъ къ Маріи-Луизе беретъ верхъ корсиканскій атавизмъ, старая традиція горцевъ. Онъ только прибавляетъ къ этому, но лишь въ виде придатка, въ качестве, такъ сказать, завершенія, монархическій штемпель. Но и одного званія супруги въ его глазахъ достаточно разъ оно освящено и, такъ сказать, очищено материнствомъ.
Онъ не допускаетъ, чтобы его жена могла его оставитъ; онъ не желаетъ знать, что она его обманываетъ; она – его жена, и этого довольно, чтобы считать ее выше обычныхъ соблазновъ. И такъ могуче въ немъ это супружеское чувство, что на Святой Елене онъ до конца, до оамой смерти (свидетель – его завещаніе) действуетъ такъ, какъ если бы онъ ничего не зналъ; такъ могуче, что у него, страшно ревниваго по отношенію къ каждой женщине, которой онъ обладалъ (онъ, напримеръ, горько жалуется, когда г-жа д'Орнано выходитъ замужъ), – у него для его жены, для Маріи-Луизы, имеются только слова нежности, снисхожденія и любви. He потому ли это, что онъ до самаго конца хочетъ охранять въ ея лице принципъ монархизма, который налагаетъ обязательство уважать коронованныя головы? Или потому, что ему нравится баюкать себя последней иллюзіей, которая ему осталась, или потому, что онъ находитъ особыя оправданія ошибкамъ Эрцгерцогини, или, наконецъ, потому, что воображаетъ, что секретъ, котораго не выдаетъ онъ, будетъ поэтому лучше сохраненъ и исторіей? Можетъ быть, все эти причины действуютъ совместно; но главную роль играетъ здесь его желаніе не знать. потому что эта женщина – его супруга, супруга же не можетъ грешить.
* * *
Такимъ образомъ, если оставить въ стороне проявленія грубыхъ физическихъ страстей, доставляющихъ лишь мимолетныя развлеченія, – мы находимъ въ Наполеоне способность любить столь же сильную, сколь силны въ немъ способности мыслить и действовать, мы видимь въ немъ любовника и мужа столь же необыкновеннаго, сколь необыкновененъ онъ, какъ воинъ и государственный деятель. Будучи супругомъ, онъ, чтобы избавить свою жену оть осужденія потомства, принуждаетъ себя къ молчанію и осуждаетъ себя съ 1815 по 1821 г. играть странную комедію, чтобы сберечь честь супруги. Онъ веренъ, онъ почтителенъ, онъ неженъ. Въ немъ проглядываетъ заботливая боязнь молодого мужа и, будучи – таковъ его темпераментъ – невероятно ревнивъ, онъ пересиливаетъ себя, чтобы не выказать это, пока жена его живетъ съ нимъ, чтобы делать видъ, что онъ питаетъ полнейшее доверіе, когда его жена отделена отъ него океаномъ, когда она его покинула и когда она его обманываетъ.
