– Ты что, оглох, десять минут тебе кричу! Идем. Нас ждут у шестого подъезда.
Сергей уверенно направился прямо к ближайшему офицеру, стоявшему в оцеплении.
– Это со мной, – заявил он, и их пропустили.
– Даже здесь тебя знают. Ты что, денег им успел раздать?
– Глупости не говори. Эти люди взяток не берут. Я служил в Тульской десантной дивизии десять лет назад, их командир распорядился, чтобы меня пропустили.
У входа в шестой подъезд они замедлили шаг, уступая дорогу пожилому человеку в белом элегантном плаще, которому почему-то все улыбались. Его лицо показалось Кариму знакомым.
– Кто это?
– Да ты что, темнота, это же Ростропович, музыкант всемирно известный. Из Лондона прилетел, демократию защищать. Значит так, сейчас мы на восьмой этаж, там штаб обороны. Нужно зарегистрироваться, оружие получить. Ты же в армии служил?
– Так точно. Вторая хлеборезка семьдесят шестого батальона строительного полка Калининской дивизии.
– Если запах солдатских портянок еще помнишь, выдадут тебе АКМ и два магазина. Будешь вместе с Ростроповичем в одних рядах. Лет через тридцать внукам расскажешь, какой у них героический дедушка.
В штабе обороны им действительно выдали по автомату Калашникова и направили в распоряжение генерал-майора Руцкого. В приемной у него толпились еще около десятка депутатов, все с автоматами. Лица у всех были напряженные, шутить никто не пытался. Час назад прошел слух, что на вечер намечен штурм здания парламента. Через пятнадцать минут из кабинета вышел Руцкой и сообщил, что Ельцин намерен выступить перед народом и все направляются на охрану Президента. Ельцин вышел из Белого дома первым, следом за ним Коржаков, Хасбулатов, Силаев, мэр Москвы Попов и все остальные. Гудевшая, как потревоженный улей, площадь взорвалась аплодисментами и криками. Ельцину помогли взобраться на танк.
– Граждане России! В ночь с 18 на 19 августа 1991 года отстранен от власти законно избранный Президент страны. Чем бы ни оправдывалось это отстранение, мы имеем дело с правым, реакционным, антиконституционным переворотом. При всех трудностях и тяжелейших испытаниях, переживаемых народом, демократический процесс в стране приобретает все более глубокий размах, необратимый характер. Народы России становятся хозяевами своей судьбы.
Президент говорил долго. Несколько раз его прерывали «бурными, продолжительными аплодисментами». Эту речь Ельцина, произнесенную 19 августа 1991 года с танка № 110 Таманской дивизии, транслировали почти все телевизионные каналы Советского Союза. С этой минуты переворот был обречен. Еще двое суток Карим вместе с другими депутатами находился в Белом доме. Несколько раз он звонил домой, говорил, что все в порядке. 20-го вечером разрешил Карине выйти в магазин за продуктами. 21-го утром он позвонил водителю и попросил, чтобы тот отвез семью на вокзал и посадил в поезд до Махачкалы. Карина, естественно, уезжать не хотела, но Карим настоял, и в 11–30 скорый поезд Москва – Махачкала увез его жену и дочку в Дагестан.
В тот же день Карима вызвали в кабинет Руцкого.
– Карим Альдерович, никуда не отлучайтесь, через несколько часов мы летим в Крым к Горбачеву.
В 16–52 самолет ТУ-134, на борту которого находились Руцкой, Бакатин, Силаев, Карим и еще девять народных депутатов РСФСР, вылетел из «Внукова» в направлении Фороса. Карим знал, что двумя часами раньше из этого же аэропорта в Крым почти одновременно отправились два самолета – ИЛ-62 с путчистами на борту и пустой ТУ-134.
Набор высоты был каким-то резким, нервным. Карим летать не боялся, но почти всегда при взлете и посадке у него сильно потели ладони. Этот полет исключением не стал. Карим достал платок, вытер руки и пошел в кабину пилотов.
– Разрешите?
Увидев появившегося в дверях кабины пилотов человека с депутатским значком, летчик, сидящий за левым штурвалом, слегка привстал, насколько это было возможно в тесном кресле, снял наушники, представился.
– Можно я тут у вас тихо посижу? – дружелюбно спросил Карим. – С детства мечтал увидеть, как управляют самолетом.
Его посадили в кресло второго пилота, но через десять минут пришлось вернуться в салон. Руцкой начинал оперативное совещание. Говорил он своим прокуренно-генеральским голосом вещи давно всем известные, преподнося их как страшную военную тайну. Потом слово взял Бакатин. Он подробно расписал, чего делать в Форосе не нужно ни при каких обстоятельствах. На том и закончили. В чем заключается их миссия, ни один из выступающих и словом не обмолвился. Карим сделал для себя вывод, что никто этого толком еще не знает. И действовать придется по обстоятельствам.
