Позже, когда молдавских христиан и молдавских демократов удалось выбить из большей части Бендер, "уцелевшие жители увидели страшную картину. Развороченные дома с черными проемами вместо окон. Разрушенные и разграбленные магазины. Перешибленные осколками снарядов столбы. Преображенский собор, выщербленный пулями. Улицы и площади, заваленные мертвыми жителями. Меж трупами пританцовывала, по-видимому, сошедшая с ума женщина, напевая песенку "Три танкиста, три веселых друга". Как рассказали уведшие ее соседи, в ночь на двадцать первое опоновцы захватили ночные группы двух детских садов - № 16 и № 22 - в одном из которых был ее маленький сын. А тут еще жителей дома № 42 по улице Дружбы выгнали на улицы и заставили танцевать и петь. Вот она так и не смогла остановиться" (с. 162).
Поэт Бершин описывает достижения молдавских христиан и демократов импрессионистски, отдельными мазками, образами, картинами - так, как это увидел и запомнил его мозг поэта. Вот бендерская школа № 8, приготовившаяся к выпускному вечеру. "Выпускники успели провести только торжественное собрание, на котором директор произнес напутственную речь. Он рассказал им, как жить дальше. Он не знал, что многим жить дальше не придется. Не успели приступить к выдаче аттестатов, как в школу влетел первый снаряд. И вся картина изменилась. На столах - ошметки тел и белых платьев. На полу - аттестаты зрелости, на каждом из которых поперек позже будет нацарапано по-румынски: "Недействителен"" (с. 163).
Вот роддом, "чердак которого захвачен молдавской полицией. На чердаке полицейские устроили огневые точки и оттуда стреляли по городу. Внизу рожали женщины. Внизу новорожденные оглашали мир первым радостным криком. Мир не слышал. Мир стрелял, прикрываясь младенцами" (с. 163). Вот ресторан. "Здесь играл оркестр, когда танки шли от вокзала, расстреливая все на своем пути: оркестра больше нет" (с. 163). Остались только мертвые музыканты и выброшенная из окна взрывной волной скрипка с оторванным грифом.
"По городу, где на улицах наивно растут абрикосы и вишни, по городу, где даже многоэтажные дома увиты виноградом, по городу, где прямо над головами висят персики и груши и всегда можно собрать небольшой урожай, по этому городу ездит на тракторе с кузовом обросший щетиной человек с тяжелым взглядом. Он никому не стал называть своего имени, и его прозвали Никифором. А его трактор - лодкой Харона: Он собирает трупы: Никифор каждые десять-пятнадцать минут подвозил убитых. Старика с банкой, зажатой уже в мертвых руках. Видимо, он где-то добыл молоко. Может быть, для внука. Так и привезли с банкой. Только молоко расплескалось. Потом мальчишку лет тринадцати с широко раскрытыми удивленными глазами и аккуратной дырочкой во лбу. Следом - еще одного старика, одноногого. Он лежал в кузове, испачканный землей, уже тронутый разлагающим беспощадным солнцем. А рядом лежали новенькие костыли.
Это уже жертвы снайперов, засевших на крышах и чердаках, а то и прямо в квартирах многоэтажных домов и с какой-то особой тщательностью отстреливающих именно беспомощное мирное население. Гвардейцы охотятся за снайперами по всему городу. Поймали какую-то женщину, на прикладе винтовки которой оказались тридцать три зарубки. Потом раскрыли целую семью, мужа и жену. Оба оказались врачами местной больницы и членами Народного Фронта. Стреляли прямо из окна своей квартиры.
Подобранные Никифором трупы уже можно было свезти на кладбище. А после первых двух дней погрома, когда убитые валялись на улицах вразброс, Вячеслав Когут (председатель горисполкома Бендер. - А.Т.) дал команду хоронить людей прямо на месте гибели. Потому что стояла немыслимая жара, трупы разлагались и возникла угроза эпидемий. И людей хоронили во дворах, в скверах, у подъездов домов.
Так Бендеры стали кладбищем" (с. 163-164).
До того, как погибших стали закапывать прямо в городе, в скверах и палисадниках, их попробовали было "цивилизованно" свезти в морги. Но "тираспольские, бендерские и парканские морги оказались не в состоянии их вместить. Поэтому погибших просто складывали во дворе. И живые подолгу искали своих близких, все еще надеясь на чудо, все еще надеясь:" (с. 163).
