Шери нравилось, что Эйприл и ее брат относятся к ней, как к члену семьи. И по мере того как знойное лето подходило к концу, росло ее отнюдь не сестринское чувство к Джонатану. Лишь позже она поняла, что он-то терпел ее из элементарной вежливости.
Горькая улыбка тронула ее губы при воспоминании о прошлом… Воспоминании, которое по-прежнему причиняло ей боль.
Ругая себя за то, что позволила мыслям о запретном растревожить душу, она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и открыла дверь.
Барбара Сойер, медсестра, работающая в больнице на полставки, подняла голову, оторвавшись от чтения истории болезни.
— Шери, что привело тебя сюда?
Вошедшая медсестра бросила быстрый взгляд на лежащего на кровати мужчину. Отметив отсутствие гипса на правом плече, — оно было лишь туго прибинтовано к туловищу, — она рассказала Барбаре, как волнуется маленькая дочь пострадавшего.
— Больной очень беспокойный, — поморщилась Барбара. — Еще несколько минут назад он метался и стонал, но сейчас немного успокоился. Доктор Херстфилд считает, что он скоро придет в сознание.
Шери снова бросила нервный взгляд на пациента.
— Его ключица ведь не сломана, да?
— Да нет. Просто сильный ушиб. Ему повезло. Парень, в фургон которого он врезался, не был пристегнут ремнем безопасности и пострадал значительно сильнее. Ему пришлось удалить селезенку. Не говоря уж о сломанной ноге и множестве рваных ран.
— Да, не позавидуешь.
— Послушай, Шери. Не хотела бы тебя утруждать, но, раз уж ты здесь, может, сделаешь мне одолжение? — затараторила Барбара.
— Одолжение? Какое одолжение?
— Необходимо, чтобы кто-то постоянно находился при Тревисе, пока он не придет в сознание. Но доктору Херстфилду нужны результаты анализов пациента, которого он осматривал раньше. Ты не посидишь здесь, пока я сбегаю за ними наверх, в лабораторию?
Шери задумалась.
— Ну конечно, — сказала она наконец, ибо была уверена, что, если понадобится, Барбара тоже выручит ее.
— Спасибо. Я быстро.
Какое-то время после ухода медсестры Шери стояла неподвижно, прислушиваясь к тяжелому, прерывистому дыханию Джонатана. Потом медленно приблизилась к нему. Любопытство оказалось сильнее нежелания быть рядом с человеком, который так мерзко обошелся с ней при их последней встрече. Шери напряглась. Кровь стучала в висках, мешая здраво оценить ситуацию.
Она медленно изучала его посеревшее лицо. Джонатан почти не изменился. Конечно, немного постарел, но все равно оставался самым привлекательным мужчиной из всех, кого она когда-либо знала.
На ране, которую Шери обрабатывала, теперь была чистая повязка. Густые черные волосы, обычно зачесанные назад, в беспорядке падали на лоб, смягчая черты лица. Он выглядел таким слабым и беспомощным, что Шери едва удержалась от желания дотронуться до него рукой. Она чувствовала, как бешено бьется ее сердце, но продолжала рассматривать мужчину, некогда жестоко обидевшего ее. Шери заметила, как постепенно увеличивается и темнеет кровоподтек над его правым глазом — от красного до пурпурного цвета — и как подрагивают черные ресницы. Такие же были и у его дочери.
Затем взгляд Шери остановился на красиво очерченных, когда-то так желанных для нее губах. Теперь сердце готово было вырваться из груди, и дрожь пробежала по ее телу при воспоминании о том, как она мечтала, чтобы губы Джонатана впились в ее уста.
Неожиданно эти губы дрогнули, рот приоткрылся, и из груди больного вырвался глухой, полный страдания стон.
Шери застыла на месте. Ее ноги как будто приросли к полу, когда она увидела, как мелко задрожали его веки и затем ресницы медленно поползли вверх, открывая невероятной голубизны глаза.
Джонатан снова застонал, на этот раз громче. И этот стон болью отозвался в сердце Шери. Левой рукой он пытался нащупать что-то рядом с собой, но повязка сковывала движения. И тогда он судорожно вцепился пальцами в простыню.
Опасаясь, что Джонатан может сделать себе больно, Шери мягко, но решительно положила ладонь ему на грудь, пытаясь успокоить. Но он не унимался.
— Мистер Тревис, пожалуйста, не делайте резких движений, — мягко сказала Шери. — Вы попали в автокатастрофу и сейчас находитесь в больнице.
