— Тише, малышка, — произнес Антуан, снова обняв ее. — Бог мой, иногда я забываю, что живу в цивилизованной, стране, где изнасилованную девушку называют шлюхой и проституткой. Цивилизация — это должно быть что-то очень хорошее, правда? Но ты не бойся, твое имя не пострадает. Но этому сукину сыну лучше держать ухо востро. В один из этих дней нож Антуана Бушара доберется до сердца Мартина Ханивуда.
На этот раз Уинни не возражала. Она снова захныкала на его плече.
— Мне так больно, — призналась девушка. — Я чувствую себя грязной с ног до головы, мистер Бушар. Мне кажется, что я никогда не отмоюсь.
— Ты чиста как снег, малышка, — успокоил он девушку. — Пойдем, я отведу тебя в дом и провожу до твоей комнаты. Ты пошлешь записку, что у тебя очень болит голова, хорошо? Тебе что-нибудь принесут, чтобы ты могла заснуть. А завтра я навещу тебя, чтобы удостовериться, что с тобой все в порядке.
Она кивнула. Антуан взял в одну руку поводья, а другой нежно обнял девушку за плечи. Они шли так, пока не показался дом. Антуан страшно жалел, что не выстрелил из ружья вчера, когда этот негодяй находился в гостиной. Но пока лучше успокоиться, он еще успеет вышибить ему мозги.
Потом Антуан подумал, что гораздо больше удовлетворения получаешь, когда лишаешь негодяя жизни при помощи ножа. Он знал это по опыту, ведь ему приходилось убивать людей обоими способами.
Пусть мистер Ханивуд возблагодарит судьбу, что Уинни не одна из сестер Антуана. Если бы это было так, то нож Антуана разрезал бы его на кусочки, а уж потом добрался бы до его сердца.
* * *
Следующие два дня прошли довольно спокойно. Похоже, что испуг, вызванный внезапным появлением Мартина, прошел, а потом все решили не торопить события.
Мартин вел себя очень терпеливо, стараясь завоевать доверие и признательность Элизабет. Он больше не пытался дотрагиваться до нее и не заставлял слушать себя. Он спокойно ждал, когда она начнет задавать ему вопросы. Так и случилось. Элизабет стала расспрашивать его и даже проявила свою симпатию к нему. Прошлым вечером она поцеловала его в щеку.
Кристофер был очень спокойным, готовым поддержать Элизабет, когда ей нужна была поддержка, приободрить ее, когда ей нужно было утешение, любить ее, когда она нуждалась в любви.
Нэнси держалась в стороне, ожидая неизбежного взрыва и не зная, как предотвратить его.
Постепенно история жизни Элизабет заполнялась, она знакомилась с незнакомой женщиной — Элизабет Уорд. Но ей было трудно привыкнуть к мысли, что именно она была этой девочкой, о которой ей рассказывали.
Возможно, она улавливала, что все рассказы внезапно заканчивались событиями семилетней давности — ее свадьбой с Кристофером. Элизабет непроизвольно чувствовала, что боялась услышать о том, что произошло за эти семь лет. Вероятно, что-то было не так. Она никогда не задавала этот вопрос, хотя он не давал ей покоя. Девушка старалась не думать об этом, вела себя так, словно спрашивать было не о чем.
Мартин и Кристофер несколько раз совещались. Мартин считал необходимым рассказать Элизабет правду, и как можно скорее. Нельзя это бесконечно откладывать. В дальнейшей отсрочке не было никакого смысла. Это несправедливо по отношению к его сестре. Кристофер в основном соглашался. Но они никак не могли договориться о том, какую правду она должна узнать. Мартин, похоже, в конце концов тоже поверил в вину Кристофера, в то, в чем обвиняли его семь лет назад. Он настаивал на том, что Элизабет должна все узнать.
— Она обязательно простит тебя, — заверял он. — Ведь все это было так давно, она очень повзрослела с тех пор. Она ожидала, что ты будешь верхом совершенства. Сейчас она поняла, что идеальных людей не бывает. Она все равно будет любить тебя, даже если ты и упал с воздвигнутого ею пьедестала. Я искренне надеюсь на это. Ты никогда не сможешь быть в ладу со своей совестью, Тревельян, если утаишь от нее часть правды. Лучше очистить свою совесть сейчас. Кроме того, ее память может вернуться в любой момент, и она не простит тебе обмана.
— Но я хочу, чтобы она узнала, как все было на самом деле, — настаивал Кристофер. — Я хочу, чтобы она знала, что моя единственная вина заключалась в том, что я сбежал.
