— Значит, мы женаты, — ответила Элизабет, боясь показать, что почувствовала облегчение.
— А что сказал тебе сегодня Мартин? — Нэнси снова взялась за шитье.
— Только то, чего я не могу знать наверняка, что из всего сказанного мне за эти две недели является правдой, — ответила Элизабет. — Думаю, он был очень расстроен и обижен. Он пытался обнять меня, а я не позволила. Я сказала, что он чужой для меня.
Нэнси склонилась над шитьем.
— Это, конечно, не так, — продолжала Элизабет. — Но мне показалось, будто он пытается соблазнить меня. Я сама испугалась своей реакции. Кристофер ведь говорил мне, что Мартин мой брат и что мы с ним близкие друзья.
— Сводный брат, — поправила Нэнси.
— Нас не связывают кровные узы. — Элизабет пожал. плечами. — Но Кристофер говорит, что Мартин всегда был предан мне и что он был хорошим другом нам обоим. Я должна постараться снова полюбить его, правда, Нэнси?
Нэнси сделала три стежка, прежде чем ответить.
— Возможно, потеря памяти позволяет по-новому посмотреть на окружающих людей, оценить их свежим взглядом, — сказала она. — И тогда в них можно заметить такие черты, на которые прежде не обращали внимания. И я даже не знаю, стоит ли тебе игнорировать свои чувства и загонять их вглубь. Я даже не знаю, что тебе посоветовать, Элизабет.
Элизабет удивилась и встревожилась, увидев, как на ткань, над которой склонилась Нэнси, упала слеза.
— Я думаю, — заговорила Элизабет, стараясь придать твердость своему голосу, — чем скорее я узнаю все, что должна знать, тем лучше будет для меня и для всех остальных. Все это держит тебя в сильном напряжении, Нэнси, мне тебя очень жаль. Я уверена, что ты разрываешься между преданностью Кристоферу и симпатией ко мне. Подождем, пока Мартин и Кристофер все мне расскажут. Мартин только что рассказал мне истории про наше детство, для меня это истории про двух незнакомцев.
Нэнси подняла голову, в ее глазах блестели слезы.
— Мне очень жаль, Элизабет, — сказала она. — Очень жаль. Прости, что я когда-то не любила тебя и даже ненавидела. Думаю, что ты оказалась жертвой, так же как и Кристофер. Я просто уверена в этом.
Элизабет осторожно перевела дыхание. Ее золовка закрыла глаза и прикусила нижнюю губу. Элизабет тихо вышла из комнаты.
Нэнси чувствовала себя неуютно из-за того, что сорвалось у нее с языка. Ей не следовало ничего говорить, несмотря на то что она была недовольна тем, что делал Кристофер. Элизабет была потрясена ее словами.
Бедняжка Элизабет? За эти две недели она сполна заплатила за свой слабый характер, который так презирала в ней Нэнси в прошлом. Но теперь она не такая безвольная, она растеряна и напугана, но она смогла собраться с силами и достойно справляется с этой ужасной ситуацией. А сейчас все осложнилось еще больше.
“Проклятый Кристофер! — со злостью подумала Нэнси. — Я так ждала его!” А сейчас Нэнси больше всего хотелось, чтобы он оказался в самом дальнем уголке Канады или Америки, как можно дальше от нее. Сколько бед принесло его возвращение?
Нэнси больше не могла сосредоточиться на шитье. Ей необходимо было выйти на свежий воздух. Первым ее желанием было подняться на склон и по тропинке спуститься к берегу. Но там сейчас нельзя было укрыться — Мартин гулял с Элизабет, когда та прибежала домой. Возможно, он остался на берегу. От этой мысли Нэнси стало не по себе.
“Лучше пойду в сад и срежу цветов, — подумала она. — В гостиной и столовой нужно поставить свежие букеты”. Срезая цветы, она краем глаза заметила высокие сапоги.
Нэнси знала, что Кристофер еще не мог вернуться, а из слуг никто не носил такие ботфорты. Она выпрямилась.
— Доброе утро, — произнес Мартин.
Нэнси откинула волосы назад. Этим утром она не убирала волосы, как обычно; Нэнси забыла, что сейчас она не одна в Пенхэллоу.
Он улыбался. Мартин всегда улыбался. На мгновение Нэнси почувствовала такую ненависть, от которой наверняка изменилась в лице. Мартин должен был это заметить, однако улыбка не исчезла с его лица.
— Доброе утро, — ответила девушка.
— Я думал, — продолжал он, — что красота увядает у женщин, едва переступивших двадцатилетний рубеж. Вы опровергаете это мнение.
