Борщ, наваристый, из свежей капусты, не какие-нибудь кислые щи, был им доеден без остатка. Вдобавок уничтожены три пампушки с чесночной приправой, кусок сытного говяжьего филе, приготовленного на пару, полмиски взбитого на молоке картофельного пюре, сладостно пористого и без единого комочка. На клюквенный кисель инженера уже не хватило, он попросил у Нюши чаю. Лисичка метнулась в кухонную пристройку, затейливым шлейфом вспорхнули за ее спиной непослушные, цепляющиеся за все на свете тюлевые облака покрывал. Мало практичное одеяние для провинциальной полусельской жизни, но Яромир был гостем и постояльцем, да еще бесплатным нахлебником, поэтому решил воздержаться от замечаний. Лишь на секунду представил Нюшку в развевающихся занавесочных нарядах, скажем, на приусадебном огороде, как сразу глумливый смешок непроизвольно вырвался наружу. Хорошо, бабкина сестра вряд ли могла его слышать.
После двух чашек чаю, опасливо не рискуя дожидаться дальнейшего развития событий, Яромир вырвался из цепких Нюшкиных коготков на свободу, то бишь на улицу, отклонив коварные предложения истопить для него баньку (да ведь нынче суббота! — припомнил он бабкины распорядки), подстричь отросшие как попало волосы отчего-то под старомодную прическу «гарсон», даже почитать для инженера вслух, из книжки и с выражением, «Реквием» Ахматовой.
Оказавшись за пределами чересчур гостеприимных стен бабкиного домика, Яромир вспомнил лишь теперь, что так и не удосужился ознакомиться с внутренним содержанием города Дорог. В плане осмотра достопримечательностей, уездно-сомнительного качества, возможно, краеведческого музея, непременно где-то существующей рыночной площади, имеющихся в наличии магазинов — винно-водочные мужественно по боку. Выяснить, на всякий маловразумительный случай, расположение хваленного бабкой клуба, Яромир тоже держал в уме.
На улицах и в переулках города народу по-прежнему было маловато. Если же остаться честным до конца — ни единого человека. Хотя из-за соседских ворот померещились инженеру любопытные взгляды и перешептывания, что даже позволило ему обратиться в светлое расположение духа — как свидетельство очевидного возврата к нормальному течению жизни. Он бы возрадовался и более того, выйди к нему из окрестных калиток настырные местные сплетницы или бойкие до расспросов ребятишки, а ведь во времена прошлые, существовавшие до города Дорог, Яромир сильнее всего не мог терпеть, когда к нему «лезли», особенно если с праздно-любознательным интересом. Ныне же он добровольно готов был перемахнуть хоть бы через самый высокий забор, окликни нового заводского сторожа кто-нибудь посторонний для бездельного общения.
Гуляя мимо чужих палисадников, инженер опять оказался, будто и против воли, на единственно знакомой площади Канцурова. Подумав несколько минут, Яромир для начала направился к чайной, но не вошел, запнувшись о вывешенную табличку с надписью «санитарный час», а принялся обозревать газетный стенд, вдруг попадется нечто информационно-разъяснительное. «Время не резиновое!», все еще датированное первым апреля года 20**, тем не менее кардинально изменило содержание. На передовой нынешнего номера красовалась заглавная шапка: «Королева Анна умерла!», набранная густо-черным основательным шрифтом.
Вчитавшись в содержание, Яромир опешил поначалу, после пришел в явное, стеснительное смущение. Передовица недвусмысленно и в выражениях геройских освещала (если кто до сих пор не в курсе!) его собственные служебные похождения минувшей ночью. Припомнил он и смысл названия хвалебной статьи, исторически обозначавший давно известную всем новость, опубликованную с опозданием вослед происшествию. Впрочем, более ничего Яромир читать не стал, ни о себе, ни о других событиях, опасаясь быть заподозренным в лишнем тщеславии.
С другой стороны, никогда раньше не выпадало на его долю даже и захудалой заметки в скромной производственной многотиражке, хотя на прежнем рабочем месте, оставленном по личным пожеланиям, слыл Яромир не последним человеком. Потупившись скромно, с предательским румянцем на небритых щеках, отошел он прочь от стенда.
