Геринг почувствовал, что ему нанесли тяжелый удар. Глаза его налились кровью. Почему спрашивают его? Это дело уголовной полиции, которая ведет расследование по всем направлениям, чтобы найти нити преступления.
Он высокомерно ответил:
— Я не чиновник уголовной полиции, а ответственный министр, и поэтому для меня было не столь важно установить личность отдельного мелкого преступника, а ту партию, то мировоззрение, которые за это отвечают. Уголовная полиция выяснит все следы — будьте спокойны. Мне надо было только установить: действительно ли это преступление не относится к политической сфере, или оно является политическим преступлением. С моей точки зрения, это было политическое преступление, я точно так же был убежден, что преступников надо искать в вашей партии!
Главарь гестаповцев трясет кулаками. Судьи в испуге пятятся назад. Геринг покраснел, как рак, его шея стала багровой…
— Ваша партия — это партия преступников, которую надо уничтожить!
Затаив дыхание, зал ждет, что ответит на такое тяжкое, грубое оскорбление подсудимый. Наверное, он бросится через стол, через полицейских и схватит за горло свидетеля. От этого сына Балкан можно всего ожидать. Но Димитров не теряет самообладания, он сохраняет стоическое спокойствие. Покачав головой, он с достоинством отвечает:
— Известно ли господину премьер-министру, что эта партия, которую «надо уничтожить», является правящей на шестой части земного шара, а именно в Советском Союзе, и что Советский Союз поддерживает с Германией дипломатические, политические и экономические отношения, что его заказы приносят пользу сотням тысяч германских рабочих?
Когда вол роет землю ногами, комья летят ему на спину. Земля зашаталась под ногами, Геринга. Такого удара он не ждал. В замешательстве он оглянулся по сторонам. Бюнгер вскочил со своего места и бросился на помощь своему поверженному начальнику.
— Я запрещаю вам, — крикнул он подсудимому, — вести здесь коммунистическую пропаганду!
— Господин Геринг ведет здесь национал-социалистскую пропаганду, — ответил председателю Димитров. — Это коммунистическое мировоззрение господствует в Советском Союзе, величайшей и лучшей стране мира, и имеет здесь, в Германии, миллионы приверженцев в лице лучших сынов германского народа. Известно ли это?..
Геринг вне себя от ярости, он истерически орет. Он забыл, что является кавалером стольких орденов, что у него столько титулов. С готовностью и злорадством иностранные корреспонденты записывают его дикарские угрозы.
— Я вам скажу, что известно германскому народу. Германскому народу известно, что здесь вы бессовестно себя ведете, что вы явились сюда, чтобы поджечь рейхстаг… Но я здесь не для того, чтобы позволить вам себя допрашивать, как судье, и бросать мне упреки! Вы в моих глазах мошенник, которого надо просто повесить!
Бык рухнул наземь. Изо рта его пошла пена. Бюнгер нервно кусал губы. Это неслыханно. Как осмеливается этот болгарин привести в такое состояние господина председателя рейхстага? Знает ли ой, кто такой Герман Геринг? Нет, больше он не позволит ему говорить!
— Димитров, я вам уже сказал, что вы не должны вести здесь коммунистическую пропаганду… Я строжайшим образом запрещаю вам вести такую пропаганду! Вы должны задавать лишь вопросы, относящиеся к делу.
— Я очень доволен ответом господина премьер-министра, — ответил Димитров и насмешливо улыбнулся.
Как он осмеливается улыбаться перед судом, который собрался для того, чтобы отправить его на плаху! Он должен дрожать, упасть на колени, молить о пощаде!
— Мне совершенно безразлично, довольны вы или нет. Я лишаю вас слова!
— У меня есть еще вопрос, относящийся к делу!
— Вон, подлец! — внезапно заорал обезумевший от ярости так называемый премьер-министр Пруссии, «человек-хозяин».
Растерявшийся председатель суда совсем забыл, что по закону именно он является полновластным главой суда и что только ему дано право вызывать и выпроваживать из зала подсудимых. Угодливо выполняя приказ свидетеля, он крикнул полицейским:
— Выведите его!
Двое полицейских, которые словно сторожевые псы стояли за спиной Димитрова, схватили его и потащили к двери. Покидая зал, подсудимый повернулся к Герингу и иронично заметил:
