– Нет, этот разговор не телефонный. Мы должны увидеться.
– Зачем?
– Всего десять минут, Даллас!
– Я уже еду домой. Позвони мне завтра.
– Всего десять минут! – повторил он. – Встретимся в парке, прямо рядом с твоим домом.
– Это как-то связано с отделом внутренних расследований?
– Узнаешь. Я у тебя на хвосте.
Бросив взгляд в зеркало заднего вида, Ева убедилась, что Вебстер говорил не в переносном, а в буквальном смысле – его машина действительно двигалась сзади, – и почувствовала себя еще более неуютно. Она не стала останавливаться у ворот своего дома, а проехала еще пару кварталов и, найдя единственное свободное место у тротуара, ловко припарковала машину. Ее не удивило то, что Вебстер не стал утруждать себя поиском места для парковки, а просто бросил автомобиль посередине улицы, проигнорировав возмущенные взгляды элегантной супружеской четы, которая выгуливала на лужайке трех изысканных афганских борзых. Он поставил на приборный щиток включенную полицейскую мигалку, вышел из машины и направился к Еве.
Обаятельная улыбка Вебстера неизменно помогала ему в общении с женщинами, и он это прекрасно знал. Вот и сейчас, изобразив самую благожелательную улыбку, он радушно приветствовал Еву. Лицо у него было худым и угловатым – эдакий ученый муж, только без очков и бархатной шапочки. Курчавые волосы были коротко острижены.
– В неплохом местечке ты поселилась, Даллас. И соседи у тебя такие, что перед ними прямо хочется пасть ниц.
– Да, веселые ребята. Мы часто устраиваем вечеринки с плясками на столе в голом виде. Что тебе нужно, Вебстер?
– Скажи сначала, как ты поживаешь? – Вебстер неторопливо направился к зеленой лужайке; растущие вокруг нее деревья весна уже тронула своим дыханием.
С трудом подавив раздражение, Ева сунула руки в карманы и последовала за ним.
– Прекрасно. А ты?
– Не жалуюсь. Чудесный вечер! Тебе нравится весна в Нью-Йорке?
– А что ты думаешь о последней игре «Янки»? Ну, теперь, когда мы так мило побеседовали, я все же хотела бы узнать, что тебе от меня нужно.
– Ты всегда была неразговорчива, Даллас. – Он вспомнил тот единственный раз, когда ему удалось затащить Еву в постель. Она и тогда произнесла не больше десятка слов. – Может, поищем лавочку? Вечер-то действительно чудесный!
– Я не хочу искать лавочку. Я не хочу хот-дог и не желаю беседовать о погоде. Я хочу домой. И если тебе нечего мне сказать, я пошла.
Она развернулась и сделала несколько шагов.
– Ты ведешь дело об убийстве Коли, верно? – послышалось за ее спиной.
Ева обернулась.
– Да, а что? – В мозгу Евы раздался тревожный звоночек. – Какое отношение это имеет к отделу внутренних расследований?
– Я не сказал, что оно имеет к нам какое-то отношение, но, когда погибает полицейский, мы всегда проверяем сопряженные с этим факты.
– Рутинная проверка не предполагает личных встреч в нерабочее время с лицом, ведущим расследование, – отчеканила Ева и, подойдя к собеседнику, посмотрела ему прямо в глаза. – Итак, Вебстер, почему отдел внутренних расследований сует нос в дело, которое я веду?
– Видишь ли, я ознакомился с предварительным отчетом. Жуткое убийство. Это трагедия не только для его семьи, но и для всех нас.
Ева постепенно начинала понимать, что происходит.
– Ты знал Коли?
– Не совсем. Большинство детективов шарахаются от нашего отдела, как черт от ладана. Вот ведь как интересно получается: когда речь заходит о продажных полицейских, все негодуют и требуют призвать их к ответу, но в то же время чураются тех, кто выводит этих самых продажных копов на чистую воду.
– Ты хочешь сказать, что Коли был продажным полицейским?
– Ничего такого я не говорю. Но даже если бы в отношении его велось следствие, я бы не имел права обсуждать с тобой эту тему.
– Бред собачий, Вебстер! У меня на руках – убитый коп, и, если он был в чем-то замешан, я должна это знать.
– Повторяю, я не имею права обсуждать с тобой работу отдела внутренних расследований. Но я узнал, что ты заинтересовалась финансовыми делами Коли и даже получила ордер на доступ к этой информации.
Ева чувствовала, что вот-вот взорвется, и немного помолчала, пытаясь взять себя в руки.
