Наивность разрушения - страница 41

Шрифт
Интервал

стр.

Мое раздражение отчасти прорвалось наружу, я возразил, поморщившись, но покрыв досаду солидным голосом:

- Ты, вот, сколько наскакиваешь на мою свободу, а ничего ей не сделал, как же какой-нибудь дворник сделает?

Перстов ответил на что-то свое, и неожиданно тихим, покорным, печальным голосом:

- Ты и не представляешь, до чего запутано мое положение.

- У меня такое ощущение, что вся атмосфера пропитана ложью...

- Какая атмосфера? - как-то странно, неуверенно удивился он.

- Да вся... то есть последнего времени. В который я теперь вынужден жить. Или взять тебя... Ты жаждешь быть источником света, даже спасителем отечества. А на деле? Завел романчик с Лизой, обманываешь Машеньку...

Я умолк и покраснел, стыдясь наивности своих упреков. Если я любил Перстова, а я любил его, я не имел права на холодную, бесстрастную оценку его увлечений; но в том-то и штука, что видеть и обличать его недостатки мне всегда нравилось больше, чем восхищаться его достоинствами.

- Видел их?

- Кого? - встрепенулся я.

- Моих родителей, моих братьев. Они как призраки.

Заслышав это, я встал и прошелся по комнате, ни о чем не думая, не рассуждая, только смутно радуясь чему-то, чьей-то неудаче, предложенной мне в обладание. Перстов сидел тихо и неподвижно, погрузив лицо в сумрак. Я сверху смотрел на его темнеющий в темноте затылок и чувствовал в своем друге не обычное упрямство и полемическое дерзание, даже не смешной идеализм провинциального выскочки, а узкое и мучительное сомнение, низводящее его, казалось мне, на уровень животного, покорно ждущего решения своей участи.

- Ты не прав, - только и нашелся сказать я.

- В таких вещах не бывает правоты. Но бывают видения. Они призраки и есть. Сядь, пожалуйста, я хочу смотреть тебе в глаза.

Я сел на прежнее место; но он смотрел не в глаза мне, а в окно, на мрачные силуэты деревьев. Я налил вино в бокалы, достал папиросу и закурил. У Перстова был очень несчастный вид, может быть, не очень, и я по своему обыкновению преувеличивал, но все-таки достаточно несчастный, чтобы я мог ожидать от него выходок, на которые буду принужден отвечать в несвойственном мне сентиментальном тоне. Впрочем, Наташе ведь отвечал.

- Они призраки, - повторил Перстов. - Я вроде привык, но по-настоящему к этому привыкнуть нельзя. Наверно, я несправедлив к ним. Но и неправоты в таких делах не бывает. Бывают видения. Бывают страсти, то есть, я хочу сказать, чувства либо есть, либо их нет... Я люблю, но... не их, вернее сказать, люблю их, но как бы не так, как нужно, как следовало бы, как они того заслуживают. А они заслуживают, они несчастны. Вот ты же любишь меня, когда я кажусь тебе несчастным. Но это не настоящая любовь. Поэтому я боюсь, кто знает, Саша, что нас ждет завтра... Голод? Нет, голода я не боюсь, я иногда даже хочу умереть голодной смертью. Я говорю о наших личных обстоятельствах... вот как бы они не повернули к худшему, к скверному, к беде! Вдруг умрет кто-нибудь из наших близких? Этого я боюсь. У тебя есть близкие? Наташа? Ну да, она самая. Вдруг Наташа умрет завтра? Ты думаешь об этом? Боишься этого?

- Хватит, - выкрикнул я наконец, - что такое ты болтаешь!

- И в самом деле... Но я объясню. Почему ты куришь папиросу?

- Это сигара.

- Конечно. - Он похлопал меня по колену. - Просто в темноте она похожа на папиросу. Это тоже из области видений. Не зря мне все кажется, что я обретаюсь в царстве теней, не зря это, и не к добру, только ведь они, мои братья, а не те несчастные девчонки, которые ради них погибли, настоящие мертвецы...

- Ты считаешь, они погибли ради твоих братьев? Как это возможно?

- Их нет, а мои братья живы.

- Не понимаю.

- Я и сам не всегда понимаю, или понимаю слишком по-своему. В этом доме очень уж легко примирились с тем, что девушки, пожелавшие войти в нашу семью, умерли, да еще как умерли - погибли, растерзаны, сколько было крови!

- Жаль, что мне не привелось повидаться с ними, - пробормотал я.

- Они были обыкновенные девушки, но произошло с ними что-то необыкновенное. Почему? Если мы чем-то прогневили небо, почему же в жертву принесены невинные существа? Если все это лишь игра случая, почему дело выглядит таким неслучайным?


стр.

Похожие книги