Нагуализм - страница 10
Те же лингвистические и семантические процессы можно обнаружить при изучении множества племенных вариаций слова тональ (тоналли). Несмотря на искажения, путаницу, переносы значений слов, так или иначе, тональ всегда имеет отношение к человеческой личности, к судьбе и характеру. Недаром во многих упомянутых языках тоналем обозначают день рождения ребенка. Иными словами, та уникальная конфигурация психических сил, которая возникает в личности и определяет в дальнейшем ее судьбу, является ее тоналем. Неискушенные в месоамериканской эзотерике шаманы любое несчастье или болезнь, приключившиеся с человеком, истолковывают как «потерю его тоналя». Бринтон упоминает об обряде возвращения тоналя, предназначенном как раз для таких случаев (тональпоуке).
Таким образом, мы видим, что два фундаментальных понятия нагуализма в системе эзотерического знания индейцев носят универсальный характер — вопреки искажениям информаторов, в разных источниках и областях.
В мультикультурном пространстве Центральной Америки слишком много различий. Зато сохранились малые следы общих корней, единой культуры, вытоптанной и почти уничтоженной конкистадорами. Там, в этих «следах», — только намеки, слова, которые несколько веков назад имели значение для древних жрецов и шаманов, а ныне — утратили большую часть смысла.
Что такое «нагуаль»? Видимо, нечто, связанное с волшебством, магией, силой и необычностью. Многие шаманы используют это слово, и каждый вкладывает в него свое значение. Разумеется, проще всего считать, что «нагуаль» — это некое существо, наделенное волшебной силой. Если рассуждать таким незатейливым образом, то очевидно, что у каждого племени — свой нагуаль (вероятнее всего, животное, покровительствующее племени, или животное-«предок» и т. п.).
Что такое «тональ» в описании мира этих деградировавших латиноамериканских племен? Они смутно помнят, что сила «тоналя» — в обыденности, в поддержании порядка, чтобы боги не слишком «трясли землю» и вообще не особо усердствовали в чудотворении. Совершенно логично, что «тональ» в их сознании становится чем-то вроде оберега, чем-то стабильным и как бы «обычным». Чуть раньше нагуаские колдуны говорили: «тональ — это наше лицо». В том смысле, что тональ поддерживает личность и обеспечивает нормальные отношения среди человеческого сообщества. У нынешнего шамана из крошечной деревушки юга Мексики «тоналем» может быть глиняная фигурка — он дует на нее, поглаживает, разговаривает с ней, просит порядка, хорошей погоды или чтобы выбрали самого сильного и умного воина вождем племени. И этого достаточно!
Потому что значения слов меняются, а истинная пара остается всегда. Всегда есть ветер Непостижимого, от которого можно ждать самых невероятных чудес, потрясений, и Сила, удерживающая предметы в удобном для нас порядке.
Свой доклад Д. Бринтон заключает следующим размышлением:
«Вывод, к которому приводит нас это исследование нагуализма, заключается в следующем: это была не просто вера в личного духа-хранителя, как некоторые утверждают: не только сохранившиеся фрагменты древнего язычества, более или менее разбавленного христианскими доктринами. Прежде и более всего, это была могущественная тайная организация, распространившаяся на обширной территории, которая вовлекала в себя представителей других языков и культур, связанных вместе мистическими обрядами, колдовскими силами и оккультными учениями. Но более всего единым сильным чувством — ненавистью к белым, и неизменной целью — уничтожить их, а вместе с ними их власть и навязанную ими религию».
Его заключение, пожалуй, слишком конспирологично и в какой-то степени является преувеличением. Но мы действительно имеем довольно смутное представление о подлинной роли нагуалистского учения в истории Америки как до Конкисты, так и после нее. Доклад Д. Бринтона, опубликованный более ста лет назад, до сих пор не устарел. Ибо его продолжают цитировать на антропологических форумах, посвященных культуре Месоамерики, зачастую игнорируя многочисленные противоречия и недочеты. Исследования подобного рода никогда не утратят своей актуальности.
