…и, задремав, не замечаю, как бежит время, до тех пор пока меня не будит реклама. ЧЕТЫРЕ АНТИВОЗРАСТНЫХ ДЕЙСТВИЯ ИНТЕНСИВНОГО УВЛАЖНЯЮЩЕГО КРЕМА! — доносится сквозь сонное отупение зычный голос рыжеволосой красавицы, вещающей в двух метрах от меня. Приятная особа, принимающая вас у входа в таинственную долину… Я ложусь на циновку, но, когда пытаюсь заснуть, перечисляя, как всегда по вечерам, правила своего идеального мира, меня постигает неудача. И надолго. Напрасно я утверждаю декреты воображаемого общества, сегодня это не оказывает седативного эффекта. Позже в мою дрему вторгаются сновидения. Это выброс бессознательного. Сквозь тайные надломы прорывается прошлое, в памяти вспыхивают, обжигая, имена. Хидзуру, Марико, Фумико — забытые божества, они появляются вновь с издевательским смехом, будто говоря: «Мы все еще здесь, нелегко тебе будет нас выгнать». Перед моим пробуждением они канут опять в подвалы забвения, оставив за собой, как и всякий раз, пелену тоски.
Прежде чем уйти из дома, я убедился, что камера работает и все входы-выходы заперты. По всей видимости, женщина сделала себе дубликат ключа, и если она намерена вернуться… Единственное, что я решил, — это не ослаблять бдительности. В течение утра я продолжал слежку и начал приободряться. Я тщательно все проверил — в доме все надежно закрыто. Никто не мог войти. Для «проходящих сквозь стены» льгот не предусмотрено. На душе стало спокойнее. Не оставляя ни на минуту своего места, я мог почти нормально работать. Никто мне не мешал; никаких собраний не планировалось. Я заранее запасся бэнто, пакетом маринованных слив в рассоле и парой бутылок «Кирин»[12] в «Фэмили-Март», расположенном чуть ниже моего дома, и собирался пообедать здесь в одиночестве, когда коллеги разбегутся на перерыв. Было уже одиннадцать тридцать, и все складывалось как нельзя лучше. Все могло бы так и продолжаться до конца рабочего дня. Вдруг — я лишь на несколько секунд отвел глаза от кухни, внося изменения в свежую карту внутреннего моря[13], — мой взгляд уловил некую фигуру, и она очень походила на вчерашнюю. На сей раз она не двигалась. Как она сумела?.. Это было какое-то колдовство. Я ничего не понимал. Стоя у солнечного окна, она наливала в чайник воду. Она у меня в руках. Не раздумывая, я снял трубку и набрал номер. «Полиция?» — говорил я громко, не замечая, насколько переполошил всю контору. Сотрудники, которых обычно ничто не способно оторвать от экранов (зачем придумывать дорогостоящих роботов, когда они уже существуют?), вытягивали шеи, поднимали брови, переглядывались, едва услышав, как я произнес одно это слово, торопливо, взволнованно: «Полиция?» Можно было подумать, будто в нашем учреждении совершено не замеченное ими преступление, а теперь, прислушиваясь, они открывают истину.
— Полиция? У телефона Симура Кобо. (Я назвал свой домашний адрес). Кто-то проник ко мне домой. (Я чуть не добавил: «Чтобы попить чаю»). Прямо сейчас. Я слежу за ней — это женщина — через веб-камеру. Нет, похоже, она не вооружена и расхаживает без всяких опасений… Я на работе, на другом конце города. Нет, быстро приехать не смогу, возьмите отмычку или что-нибудь для входной двери и держите меня в курсе… Да, естественно, я зайду в полицейский участок и оставлю заявление, часа через два или три.
Я повесил трубку. Сидевшие рядом коллеги обступили меня, тараща глаза, чуть не извиняясь: они невольно всё слышали, они не хотели, не должны, но случилось что-то из ряда вон выходящее. Надеялись, наверное, разузнать у меня подробности, которые удовлетворят их любопытство: будет о чем рассказать вечером дома. Не роняя достоинства, они сочувственно ахали и охали, хотя в их сочувствии я вовсе не нуждался. Все искоса поглядывали на мою кухню (я развернул изображение), а в кухне — на женщину в профиль, которая не подозревала ни о наших взглядах, ни о своей внезапной славе. Поняв, наконец, по той галиматье, которую им пришлось услышать, что разъяснить дело я не в состоянии, они вернулись на места, слегка покачивая головами, и оставили меня одного. Судя по часам на компьютере, я повесил трубку три минуты назад.
