И все случилось минут через пять. Папа провел нас в гостиную, где на столе стояла красивая ваза с тюльпанами. Женщина пришла в восторг, когда папа сказал, что этот букет с вазой для нее. А я почувствовала ярость. Да как она могла вот так прийти и стать главной тут? Но и это еще не было главным событием. То, что разбило моё сердце в тот вечер, было один маленьким предложением: "Майя, это твоя новая мама".
Я не знаю, как описать, что произошло со мной. В этот момент мне показалось, что что-то, подобное огню, прошло через меня, всю меня, и я была убита. Часть меня. Я стала качать головой, а внутри меня разрывал мой невысказанный монолог: "Как же так? Не может быть! Мама не вещь, чтобы быть новой, или быть старой, чтобы быть заменена. Мама одна, и она у меня уже есть!" Но вместо того, чтобы дать мне хоть как-то остыть, я услышала ее голос, который шипел, как змея:
-Привет, крошка!
С тех самых пор я ненавидела это слово, каждый, кто посмел меня так назвать, получал кулаком в глаз, и вследствие чего, меня не называли больше так. Так отвратительно и фальшиво.
-Папа, но…
Но он ушел, с радостным голосом рассказывая, что на обед его фирменное…
А она? Гибрид человека и змеи, смотрела на меня своими светло-светло серыми глазами, внушая мне страх безнадежности и отвращение к реальности.
Проглотив комок в горле, я подошла к столу и взяла свою заколку. Массивное старинное украшение было маминым, это была единственная вещь, которая осталась от нее, и она сделала свое дело. Заколка зацепилась за скатерть и ваза с цветами полетела на женщину. Мокрая, страшная, она выглядела более естественно, чем в образе милой женщины. Она сначала посмотрела на осколки на полу, затем на меня и я увидела ее настоящее лицо. Оно было подобно смерти, пусть даже такие мысли в голове ребенка вам покажутся смешными. Но я была перепугана до смерти и, смотря ей в лицо, я вдруг увидела лицо Родрика.
-Что ты наделала, я тебя спрашиваю?!
-Я не хотела! Я не знала!
Слова вылетали из меня неразборчиво, так как торчащие клыки мешали речи. И не только речи. Мне было ужасно неудобно с ними, и чем дольше они не возвращались в былое положение, тем больше я чувствовала боль в деснах. Я не знаю, с чем это можно сравнить. Разве что с эрекцией, когда мужчина имеет лишь одну мысль: как бы ее погасить.
Примерно то же самое чувствовала и я, хотя не уверена, так ли все у них. Однако мне нужна была кровь. Сейчас же. И много. Я прошептала:
-Родрик, мне плохо...
И упала на землю. Вот она, ломка, с которой я борюсь день ото дня.
Будучи в безвыходном положении, Родрик взял меня на руки и унес куда-то далеко. Я почувствовала ветер, который развевал мои темные волосы, и на мое удивление, мне стало чуть-чуть легче. Но стоило ему остановиться, меня снова захлестнула волна боли. Боли и жжения во всем теле. Везде, куда добираются вены, и особенно в зоне груди, слева. Это чертово сердце давно перестало биться, однако приносило мне столько проблем. И сейчас я мечтала его вытащить из груди.
-Сиди тихо, я сейчас.
С этими словами Родрик зашел в дверь и через минуту, которая длилась вечность, принес мне пакет. Плазма. Мы, видимо, находились у черного входа Банка крови.
Родрик кинул его мне в руки, но мне не особо хотелось его пить.
-Пей и не рыпайся.
Открыв пакетик "искусственной крови", как мы ее называли на свой лад, я, морщась, глотнула и едва поборола желание выплюнуть. Она была на вкус, как вода, когда ты хочешь выпить пиво утром, когда тебя мучит похмелье. Однако это было единственным, что я получу, и я пила. Глоток... Глоток... Ужасный вкус, но снова глоток… Не знаю, как мне удалось, но я осушила пакет, и жжение внутри прекратилось. Клыки исчезли, и я с некоторым удовольствием облизнула языком ровные белые зубы.
Но осознав все то, что произошло совсем недавно, меня стал мучить один вопрос:
-И что теперь?
Родрик казался задумчивым. По сравнению со мной, он был довольно древним вампиром и давно справился со своей совестью. Она его никогда не мучила, и он жил спокойно. Однако я никогда не видела его на охоте, и он строго настрого запретил мне присутствовать на ней. Почему? Даже не знаю, я его достаточно боялась, чтобы не ослушаться.