Рано утром, сонный и простуженный, я сидел на кухне. Передо мной стояла чашка горячего кофе, и я обдумывал дальнейшие действия. Итак, через час в моем офисе недалеко от казарм появится Толливер. Что ему поручить? Организовать полет на орбитальную станцию с инспекцией? Если устроить официальную проверку, то начальство успеет подготовиться к нашему визиту. Значит, опять шпионить? Не хотелось бы, но придется.
Я начал одеваться. Анни ушла в магазин, благоразумно предоставив мне возможность побыть одному. Ее присутствие раздражало меня, и она это чувствовала. Но почему без нее так тоскливо?
Мне выделили трехкомнатный офис: кабинет для меня, комнату для помощников и приемную для посетителей. Довольно шикарно по армейским стандартам.
Толливер прибыл туда раньше меня. Я уселся за стол, в раздумье побарабанил пальцами по столу. С чего начать? Во-первых, надо подготовить отчет. Во-вторых… Других дел пока нет.
– Съезжу в госпиталь, – сказал я.
– А что делать мне? – спросил Толливер.
В отместку за прошлые издевательства мне хотелось завалить его нудной работой. Может быть, пусть составит краткую сводку интендантских рапортов за последние восемнадцать месяцев? Или подробный отчет о помощи плантаторов Вентурской базе? Лучше всего заставить его пересчитать все кирпичи этого здания!
– Пока ничего, – сказал я. – Хотите вместе со мной навестить мистера Тамарова? – Честно говоря, я надеялся, что он откажется. Мне хотелось поговорить с Алексом наедине.
– С удовольствием, сэр.
– Хорошо, – тяжко вздохнул я.
Как только мы вошли в палату к Алексу, его взгляд заметался по нашим лицам, как бы пытаясь проникнуть в суть наших отношений. Беседа не клеилась. Лейтенант Толливер понял, что его присутствие меня тяготит, и вышел в буфет выпить кофе.
Я начал рассказывать о поездке на Вентурскую базу. Алекс, удивляясь, то и дело почесывал короткие волосы, едва успевшие отрасти после операции на черепе.
– Отстранение генерала не испортит тебе карьеру? – спросил он, выслушав мой рассказ.
– Не знаю, – пожал я плечами. – Я всюду умудряюсь наживать себе врагов.
– Вот как?
– Разве я не похож на вздорного человека?
– Не похож.
– Знаешь, у меня нет таланта ладить с людьми.
– Странно. Мне кажется, ты добрый.
– Шутишь?
– Нет, Сифорт. Серьезно.
– Значит, ты действительно ничего не помнишь. – Я тут же пожалел о своей болтливости, но слово не воробей.
– С тех пор как я пришел в сознание, у нас с тобой всегда были хорошие отношения. Неужели когда-то мы ссорились?
Угораздило же меня набрести на эту тему!
– Да, – сознался я. – Когда ты был гардемарином.
– Но потом мы помирились?
Как же, черт возьми, сменить тему?
– Алекс, ты уже, кажется, достаточно окреп.
– Да. – Он легко встал, подошел к окну. – Что я теперь должен делать?
– Пока ничего, ты ведь еще в отпуске по болезни. Набирайся сил, восстанавливай память.
– Она не восстановится, ты же знаешь, – печально, но уверенно промолвил он. – Врачи сказали, что после такой долгой комы шансы на восстановление памяти ничтожны.
Чем же его обнадежить? К сожалению, нечем.
– Жаль.
– Они не спешат выписывать меня из госпиталя, у них пока есть свободные палаты. – Он отошел от окна, сел на койку.
Вернулся Толливер. Меня била лихорадка. Я вспомнил, что надо попросить у врачей какое-нибудь лекарство от простуды.
– Алекс, завтра я не смогу навестить тебя. Может быть, приду послезавтра, – сказал я.
– Вот и хорошо.
Его тон показался мне недружелюбным.
– Ты не хочешь, чтобы я тебя навещал? Он долго молчал, прежде чем ответить:
– Пойми, ты все время упоминаешь каких-то людей, места, которые должны быть мне знакомы. А я их не помню! Это невыносимо.
– Хорошо, больше не буду говорить об этом.
– Нет, ты еще не все понял, – взвинчено продолжал он, не обращая внимания на Толливера. – Я сижу в этой чертовой больничной палате и часами прислушиваюсь к шагам в коридоре, все гадаю, ты или не ты. Ведь меня никто больше не навещает. Такая зависимость от тебя… Это ужасно!
