Я напряг память:
– Припоминаю, что где-то вас видел. Вы были на корабле ВКС «Черчилль». Я прав?
– Я был в казармах Вальдеса. – Он говорил так, как будто не слышал меня. – Когда вы набирали команду. – Он сбавил шаг, и мне стало легче идти, чтобы не отстать. – Сержант Ибарес.
– О! – Как это я позволил ему переменить тему? Я любил Академию, искренне любил. Однако…
– Я был одним из тех немногих отсутствовавших, когда вы забирали кадетов в Фарсайд. Иначе я бы непременно был с вами. Знаю, что вы бы меня взяли. – Его лицо покраснело, и он старательно отводил глаза. – Я неудачно упал – валяли дурака в казармах. Примерно за неделю до атаки космической рыбы. Сломал три ребра. Говорили, что вы были в ярости.
– Это была тяжелая ночь, – безнадежным голосом ответил я. – После захода солнца… Хазен, я каждую ночь всю свою жизнь думаю: что я мог сделать для тех несчастных кадетов? Благодарите судьбу, что вы не были среди них. – Во время последнего нападения пришельцев из космоса я набирал добровольцев, зная, хотя и не говоря им, что посылаю ребят на верную смерть. И теперь-то я с трудом мог об этом говорить. Раньше же многие годы мне это было не под силу.
– Сэр, знаете ли вы, что это такое – быть одним из последних, кто учился под началом Николаса Сифорта? Говорят, вы вызвали кадетов в столовую Фарсайда. – Его глаза смотрели куда-то вдаль, как будто он силился что-то вспомнить. – Вы говорили, что это будет опасно и что вам нужны те, кто готов отправиться на корабли-подрывники. Они все поняли, хотя и были еще совсем мальчишками.
– Мистер Хазен… – Как я мог позволить ему завести этот разговор?..
– В течение многих лет те, кто отказался, перекладывали вину с одного на другого или на вас. Только Боланд и Бранстэд могли гордиться. И еще Тенер. – Жалкие несколько счастливчиков, которым удалось выжить и вернуться со мной на родину-Землю. – Когда же все это произошло, я лечился после травмы. – Его голос смягчился. – Я должен был погибнуть – но как я мог этим гордиться? Мы воевали, изредка. Я терял друзей. – Хазен замолк на полуслове и прокашлялся. – Когда меня послали сюда, я никак не мог понять, что это большая честь. Ходить там, где вы ходили, сидеть за вашим столом, командовать людьми, которыми вы…
– Хватит! – Мой крик эхом отозвался в стенах здания.
Он посмотрел на меня, и его взгляд был полон решимости.
– Мне хотелось произвести на вас впечатление. Чтобы вы увидели, что я все держу в своих руках. Вы думаете, я не знаю, каким идиотом выглядел, когда кричал на Грегори? Я едва язык себе не откусил.
– Все в порядке, мистер Хазен. Я бы действовал точно так же.
– Но не перед нашим… – Он пробормотал что-то не вполне интеллигентное.
– Что?
– Идолом. – В его взгляде был вызов, словно на дуэль.
– Господь да хранит нас, – пробормотал я. Мы подошли к лестнице. Я взял спутника за руку и держался за нее, когда мы поднимались. – Черт бы побрал эту ногу.
– Могу я спросить, что с ней, сэр? Я заметил, что несколько лет назад вы стали ходить с тростью.
– Артрит. А после аварии в Хельсинки стало болеть сильнее. – Артрит поддавался лечению, но у меня болезнь зашла слишком далеко. И я свои немощи заслужил.
Хазен остановился у входа в кабинет:
– Вызвать немедленно Грегори и Ансельма или подождем заключения из лаборатории?
– Думаю, надо подождать.
– Могу показать вам помещения для VIP-гостей.
– Я знаю дорогу. Позвоните мне, когда будет готово заключение. – И я поковылял к своим апартаментам.
Там я снял куртку, вымыл лицо и причесался. Бросил взгляд на свое стареющее лицо в зеркале и призадумался. На лбу морщины, а граница волос поднимается все выше и выше. Я не позволял пичкать себя косметическими добавками, хотя все равно поглощал вещества, призванные препятствовать старению. Они содержались в воде для питья.
И все же, даже на седьмом десятке, я еще отнюдь не был стариком. Увеличение продолжительности жизни было главной причиной перенаселенности Земли и истощения всех ее ресурсов. Если б я захотел, у меня впереди была бы еще четверть века активной жизни. А возможно, и больше. В наше время раньше восьмидесяти пяти на пенсию по старости редко кто выходил.
