Мои опасения оправдались. Конечно, я мог приказать пассажирам остаться на своих местах. Но по традиции сидеть с командиром – это почет, а не наказание.
Итак, я в гордом одиночестве занял место за своим столом, дождался, пока все собрались, и стал читать вечернюю молитву. Все в зале поднялись, но не из уважения ко мне, а просто не желая нарушать хорошую традицию. После молитвы по столовой пронеслось «аминь», и все сели. Я подозвал стюарда. Как всегда, мой стол обслуживали первым.
Никакого разнообразия в жизни на корабле не предвиделось. Все время было занято нудной, неинтересной работой. Но вопреки всему я упорно тренировал экипаж, жесткой рукой повышая его боеготовность. В любое время суток с любыми интервалами между учениями врубал тревогу, гнал всех на боевые посты и сурово взыскивал с измученных людей за недочеты.
Филипу и Касавополусу приказал не скупиться на наряды за малейшие промашки.
Когда я проходил по коридорам, от меня шарахались, как от прокаженного, и провожали злобными взглядами. Филип и Грегор, бывая на мостике, с трудом скрывали свою обиду. Я был с ними сух и холоден, держался строго официально, без какого бы то ни было намека на теплоту. Именно так следовало себя вести с самого начала. Других отношений с подчиненными командир не может себе позволить.
В оружейном складе починили дверь и замок, и я приказал Филипу и Грегору перенести туда с мостика оружие. На «Дерзком» постепенно устанавливался порядок.
В карцер, где все еще сидели Крис и Эдди, я передал компьютер и приказал Крису продолжать обучение Эдди.
На третий день после порки Филипа и Грегора я крепко задумался: не подталкиваю ли своей жестокостью экипаж к восстанию? Столько врагов нажил себе и ощущал их враждебность на каждом шагу. Когда во время ужина я вошел в столовую, все разговоры сразу прекратились. В гнетущей тишине прошествовал я к пустовавшему командирскому столику и только налил себе воды, как со своего места поднялась миссис Ривс, дама весьма почтенного возраста, и, опираясь на трость, заковыляла ко мне.
– Можно сесть рядом с вами, командир? – спросила она, пристально глядя на меня из-под морщинистых век выцветшими голубыми глазами.
– А вы не боитесь их осуждения? – Я махнул рукой в зал.
– Скучно ужинать одному.
Я пододвинул ей стул. Следом за ней подошел мистер Ривс и попросил разрешения присоединиться.
– Я рад, мистер Ривс, садитесь, пожалуйста.
До конца ужина старик больше не произнес ни слова, в то время как его жена перекинулась со мной несколькими фразами.
Когда Крис и Эдди отсидели свой срок, я вызвал Криса на мостик и, когда он явился, не спешил скомандовать ему «вольно».
– Вы доставили мне много хлопот, матрос, – холодно бросил я.
– Так точно, сэр, – ответил Крис без всякого намека на дерзость.
– Сколько дней вы провели в карцере?
– Десять.
– В следующий раз просидите все сто. Обещаю.
– Так точно, сэр.
– В третий раз посажу вас на тысячу дней. И выйдете вы оттуда, когда вам исполнится двадцать один год. Понятно?
– Так точно, сэр!
– Забудьте о дерзости, Дакко.
– Есть, сэр!
– Что с обучением мистера Босса?
– Он начинает понимать, что такое график, сэр. Он… – Крис замялся, умолк.
– Продолжайте.
– Он не так уж туп, если его не злить. Я хочу сказать, что у него есть желание учиться.
– Хорошо. Идите.
Отлично! Похоже, Эдди и Грегора помирить удалось.
Поздним вечером у двери своей каюты я обнаружил лужу. Интересно, кто мыл сегодня полы? Деке? Разгильдяй! Вдруг в нос ударил запах мочи. Ее следы остались и на двери.
Войдя в каюту, я сбросил китель на кресло, положил фуражку на стол. Ладно, бывает и хуже. Чего только не вытворяли в Академии курсанты. Но лужа была не просто оскорблением, а скорее грозным предупреждением: не прекращу муштру – еще не то будет.
Я задумался. Полет только начался. И если дать послабление сейчас, потом дисциплину не восстановишь. Поэтому я изматывал и себя, и экипаж бесконечными учениями, строго наказывал за малейшую провинность. Только так можно выжить в тяжелых условиях, а анархия не сулит ничего, кроме гибели.
Я хотел было вытереть лужу, но раздумал и решил не обращать на нее внимания.
