Впрочем, очень даже может быть, что Зверев зарезал Сивцова по причинам, не имеющим ничего общего с военной и государственной тайной. Может, он его просто ограбил – карманы-то у убитого вывернуты. А может, они чего другого не поделили – бабу, например, или премии его Сивцов лишил... да мало ли что!
Даже если так, нам от этого не легче, – со злостью подумал полковник. – Все равно дело у нас заберут, а если и не заберут, то работать спокойно нипочем не дадут. Ладно, – решил он со вздохом, – как сумеем, так и сыграем. Чего раньше времени заводиться...'
Закончив совещание, Сорокин вызвал машину и отправился знакомиться с супругой исчезнувшего Николая Зверева – главного и единственного подозреваемого в этом казавшемся таким простым и понятным деле. Полковник почти не сомневался, что эти простота и понятность именно кажущиеся, мнимые и при ближайшем рассмотрении от них не останется и следа. Поэтому он решил заняться этим делом лично. Ему давно хотелось натянуть нос 'рыцарям плаща и кинжала'. Лямина он отправил на квартиру к Сивцову – сообщить родным печальное известие и заодно осмотреться. Глаз у лейтенанта, несмотря на молодость и неопытность, был острый, наметанный, да вдобавок он обладал таким ценным для сыскаря качеством, как хорошо развитая интуиция. Он за версту чуял подвох, а то, что лейтенант пока не все умел верно интерпретировать, было делом наживным. Полковник уже привык доверять интуиции Лямина, как, впрочем, и своей, которая не уставала намекать ему, что убийство Сивцова – лишь вершина айсберга, глубоко погруженного в темные воды военно-промышленного комплекса.
Семья Зверевых проживала в трехкомнатной квартире недалеко от центра. Едва перешагнув порог, полковник понял, что имел в виду Лямин, говоря об обстановке зверевского жилища. Дело тут было, впрочем, не только и не столько в обстановке как таковой, хотя и в ней тоже. Само расположение и планировка квартиры были таковы, что невольно наводили на мысль о немалых деньгах. Сама по себе обстановка не представляла особого интереса – здесь все было дорого, но безвкусно. Сорокин насмотрелся на такие квартиры досыта. Так обычно живут богатые купчики из новых, которые сумели заработать энную сумму, но еще не прослышали о том, что на свете существуют дизайнеры-интерьерщики, и потому обставляют свои берлоги по собственном вкусу и разумению. Жена подозреваемого была тоже вполне обыкновенной дамой средних лет, выряженной в шелковое кимоно с драконами и почему-то в туфли на высоком каблуке, что слегка покоробило даже не искушенного в светском этикете милицейского полковника. В общем, решил Сорокин, если бы ее одеть по-человечески, расчесать эти крашеные букли, придающие ей какой-то овечий вид, да стереть с лица толстый слой косметики, она вполне могла бы произвести на Лямина совсем другое впечатление. Вот только голос... Сорокин с трудом удержался от того, чтобы поморщиться при пронзительных, похожих на скрип несмазанных дверных петель звуках этого голоса, и мимоходом подумал, что отсутствие Николая Зверева у домашнего очага, вполне возможно, объясняется куда более прозаическими причинами, чем совершение убийства. Такие голоса можно слышать на базаре, да и то нечасто, и слушать эти скрипучие вопли изо дня в день на протяжении многих лет, наверное, было ужасно противно.
– Да не знаю я, где его, кобеля, черти носят, – решительно заявила эта дама в ответ на вопрос полковника о том, где, по ее мнению, может в данный момент находиться ее благоверный. – Не знаю и знать не хочу. По мне, так лишь бы зарплату вовремя приносил, а так пусть хоть вообще не появляется. Чего он натворил-то?
– Да так, – осторожно пожал плечами полковник. – В общем, ничего особенного. Просто хотелось бы потолковать.
– Вот и ищите его сами, чего ко мне-то привязались? – не утруждая себя излишней дипломатичностью, отрезала Зверева. – Я его рожу видеть не могу.
– За что ж вы его так не жалуете? – добродушно спросил полковник.
– А чего его жаловать? Тоже мне, принц-королевич выискался на мою голову.
– А вы не боитесь, что при таком отношении он от вас сбежит? – осторожно поддал пару полковник.
