В общем, для такого коллектива не было, конечно, нерешаемых задач. Американский самолет мы отремонтировали, но… возникли новые осложнения, изрядно потрепавшие нервы.
Когда работы подходили к концу, Котов отпустил меня на СП–4, чтобы поменять лыжи на колеса. К тому времени наш импровизированный аэродром выглядел продолговатым озером, набитым мокрой снежной кашей зеленоватого оттенка. Задерживаться было опасно, начиналось и здесь лето. Как рассказывал впоследствии Котов, взлетали мы, словно гидросамолёт: два «уса» снежно–водяной жижи протянулись по озеру–аэродрому. Но на СП–4 сел вполне благополучно, хотя вместо белого снежного покрова вокруг лагеря и внутри его было множество маленьких озер.
Пока меняли лыжи на колеса, я получил от Котова радиограмму «Доставьте мне две бочки бензина. У нас все готово».
Зорин передал Котову, что при наличии погоды (у них опять пошли низкие туманы) мы немедленно вылетаем. Но… Прошли сутки, другие, наступило уже 15 июня, а туманы в их районе все не рассеивались.
Вместе со вторым пилотом Свинцовым мы по нескольку раз в день ходили по взлётной полосе, оценивая её состояние. На полосе уже появились лужи, а это означало, что в ближайшем будущем появятся и промоины. Схема такая лужа становится все глубже и глубже, и на ровном поле аэродрома появляются многочисленные ямы. Летнее тепло медленно, но уверенно выводило из строя наш аэродром. Того и гляди, придется летовать до заморозков на СП–4.
От этих рассуждений становилось прямо таки тоскливо на душе. Чего ж хорошего вынужденно бездельничать два–три месяца?! И на станции мы будем в тягость — дополнительные «ненаучные» сотрудники…
Спасение, как в кино, пришло в последнюю минуту. Котов, перемерив ещё раз старое горючее, решил не дожидаться наших бочек и взлетел. Зорин прибежал к нам на полосу.
— Взлетел! Уже полчаса, как взлетел! Идет в сторону Врангеля, а нам дал команду, чтобы ждали его в Крестах, на Колыме.
Мы взлетели немедля, как только собрался экипаж. До свиданья, СП, до осени!
А дальнейшая судьба «американца» сложилась совсем неудачно. В строю действующих единиц полярной авиации самолет прослужил всего полгода. Такова уж, видно, была его судьба — закончить жизнь во льдах Ледовитого океана. При заходе на посадку в сложных метеорологических условиях самолет под управлением Котова и Полякова зацепился шасси за гряду торосов и приледнился на фюзеляж на аэродроме дрейфующей станции СП–3. Здесь, вторично и теперь уже безнадёжно покалеченный, он был переоборудован… в баню! И в этом качестве до самого конца дрейфа служил верой и правдой — уже без всяких происшествий. Зимовщики остались довольны.
Полярная станция Мыс Желания расположена на северной оконечности Новой Земли. Два дня назад, когда мы улетали отсюда, нам понравилась крепкая, хорошо укатанная посадочная полоса. А теперь…
Мягко коснувшись основными колесами полосы, самолет почему–то быстрее обычного опустил нос, а затем последовало энергичное торможение с судорожным рысканьем из стороны в сторону.
— Ты тормозишь? — Илья Павлович резко повернулся.
— Нет! — Для наглядности я быстро убрал ноги с педалей.
Наш Ил–12 был флагманским самолетом очередной высокоширотной экспедиции 1955 года, у нас на борту размещался штаб. Мне предложили осваивать новый тип самолета и назначили в экипаж Мазурука, его вторым пилотом. Впервые появилась возможность познакомиться с Ильёй Павловичем вблизи, перенять его опыт, его летные приемы…
Самолет остановился, не пробежав и двухсот метров, и теперь стоял, кланяясь носом. Что с колесами? Может, заклинило тормоза? Быстро открываю боковую форточку со своей стороны. Колеса целы, но… утонули по оси в снегу. За нами глубокая колея.
— Не летчики мы, а прачки! — сердится Мазурук. Почему «прачки», так и остается неясным, но причину нашего конфуза Илья Павлович тут же объясняет.
— В прошлое наше пребывание здесь, два дня назад, температура воздуха была минус десять градусов. А теперь посмотри вот в этой записочке, что нам написал радист, — указаны те же десять градусов, но… Не минус десять, а плюс десять! Тепло, полоса раскисла. А мы «купились», как старые воробьи на мякине. Теперь, чтобы улететь отсюда, нужно чудо… И немножечко нашей сообразительности!
