На очередном «прыжке» привычное однообразие дней неожиданно нарушается визитом медведя. Мы только что продолбили гидрологическую лунку и, оставив там Дралкина с Глебом Косухиным, отправились подчищать неровности полосы Аккуратов, Иванов и я занялись уничтожением неприятного ледяного мыска, искривлявшего полосу, а Иван Крючков и Виталий Иванович отправились дальше. Через несколько минут, глянув им вслед, я увидел следующую картину: Масленников шагал в самом конце полосы метрах в четырехстах от нас. Между нами и командиром метрах в двухстах увлеченно бурил лед Иван, размеренно размахивая локтями. Мое внимание привлекло нечто движущееся, желтоватое по цвету. На фоне матовой белизны это «нечто» явно выделялось и столь же явно двигалось по направлению к Ивану. Неужели медведь? Иван стоит спиной, ничего не видит, а жёлтый комок увеличил скорость, пошел какими–то рывками. Я замер, растерявшись от неожиданности.
— Медведь!
Не знаю, как мог Аккуратов так быстро среагировать. Он всегда ходил с винтовкой, но перед началом работы воткнул её прикладом в снег. Тем не менее выстрел, как мне показалось, раздался почти в ту же секунду Медведь, которому до Ивана оставался, наверное, один прыжок, резко остановился, а сам Иван выпрямился и повернулся к медведю. Так они и застыли на какие–то секунды, стоя друг перед другом. Виталии Иванович тоже услышал выстрел. Для защиты от зверя он всегда носил с собой килограммовую гирьку на тонком стальном тросе и теперь с криком размахивал своим «оружием», пытаясь отвлечь на себя внимание медведя.
— Осталось два патрона, Саша, — крикнул мне Аккуратов. — Быстро на самолет, обойму!
Я бежал со скоростью хорошего спортсмена. Надо спасать товарища, да, честно сказать, была и задняя мыслишка — как бы меня зверюга не догнал. На бегу услышал второй выстрел (господи, один патрон остался!). Влетел в самолет, схватил обойму…
Когда я выскочил, картина существенно изменилась: медведь удалялся в торосы, а Крючков и командир двигались по направлению к нам.
Две минуты спустя, уже с сигаретой в зубах, Иван живописал свои переживания:
— Когда я услышал выстрел, инстинктивно обернулся. Вижу — в двух шагах медведь. Стоит. То ко мне посунется, то от меня — лапы сгибаются–разгибаются, как пружины. Глазки маленькие, неотрывно на меня смотрит…
— А ты, Вань, на него? — подначивает Аккуратов.
— А я слышу голос Виталия Ивановича: «Брось ему». Бросил вороток от бура, но он, как говорится, даже и глазом не повел. Слышу, командир опять кричит: «Шапку брось, шапку!» Бросил. Тут медведь увлекся шапкой, уткнулся мордой в нее, лапами раздирает. А я стою в каком–то оцепенении и смотрю на него. Потом очнулся, слышу, командир ко мне бежит: «Отходи, Иван, отходи!» Я стал пятиться, услышал второй выстрел. Медведь подпрыгнул как–то неестественно и пошел в сторону. Хромает, след кровавый. Видно, пуля ему в лапу попала…
Не знаю про других, но я слушал Ивана как заворожённый, словно бы все это со мной случилось. Даже Мурашки по телу побежали. — Иван, повяжи–ка свою голову шарфом, что ли, ведь минус двадцать на дворе, — вернул нас всех к действительности голос Аккуратова.
— Правильно, что заботишься, Валентин Иванович, — поддержал Масленников. — А то получится — от съедения ты его спас, а от простуды не уберег. Он ведь тебе претензию предъявит…
Теперь, когда опасность миновала, уже начинались шутки.
— Вань, признайся, страшно было?
— Честно сказать, сейчас страшновато становится, а тогда не до того было.
— Везёт Ивану, — как всегда, без улыбки изрек Иванов. — Теперь станет одним из известнейших полярных исследователей.
— Это почему же? — задал я наивный вопрос.
— Да потому, что шапка его будет теперь лежать как экспонат в Арктическом музее рядом с одеждой Амундсена, например, или Нансена. Шапку положат и… — белье нижнее. Признайся, Ваня, со страху–то случилось…
Общий хохот заглушил последние слова. Иван только сплюнул с досады…
Через несколько дней, закончив работы на десятой точке, мы вылетели на СП–4, где так и не были с самого момента открытия. Самолету требовался профилактический осмотр, а мы мечтали о баньке. По дошедшим до нас радиослухам, в лагере уже работали и банька, и столовая, и кино.
