— Николаи! Приглашай в самолет к столу, там и поговорим!
— Аппетит не пропал? — обращаюсь уже к пострадавшим.
— Не то слово, командир, — говорит один из них. — Из продуктов осталось только немного пшена Сегодня первый день хорошая погода, мы уже собирались идти пешком в Усть — Таймыру. Но вы подоспели вовремя. Спасибо.
— Все шло хорошо, — рассказывал в самолете старший группы. — Оставалось, по нашим расчетам, около полусотни километров до точки. И тут задуло, как всегда, с сильным снегопадом. Берег потеряли, потом вновь «зацепились». Обрадовались. Не знали, что это берег острова и… кружили вокруг него почти сутки. Думали, что уже подходим к Усть — Таймыре, когда заметили следы трактора, которых здесь не должно было быть. Только тут и поняли, что это наши следы, что мы крутимся на одном месте, катаясь вокруг острова. Топливо к этому времени подошло уже к концу, неделю сидим без тепла, без продуктов. Выручали только спальные мешки…
В Усть — Таймыре наши пассажиры отдохну, и. отмылись, отогрелись. Начальник зимовки дал лучшего своего водителя в помощь трактористу геологов. Мы погрузили в самолет пару бочек солярки, продукты и через пятнадцать минут вновь приземлились около поезда.
Теперь наша помощь была уже не нужна: попрощавшись, полетели в Хатангу. А по дороге я поведал экипажу рассказ дяди Максима — старого охотника–промысловика Гаврюшина.
В тридцатых гидах он и Фролов зимовали неподалеку от Диксона, в бухте Полынья. Оба с жёнами.
Возвратились однажды с очередного осмотра «пастей» — песцовых ловушек. Дома, как всегда, все приготовлено, чтобы накормить и согреть охотников. Сели за стол. но в это время послышался характерный стук упавшей плахи (одна из пастей была поставлена не берегу неподалеку от избушек)
— Ешьте, пейте, охотники, а мы посмотрим, — решили женщины.
Было солнечно и тихо, пурга налетела, как всегда, неожиданно. Вышли искать — ничего не видно. Искали, искали, так и не нашли. Вернее, нашли, когда пурга кончилась. Нашли своих жён уже замёрзшими. И всего–то от «пасти» до избы сотня метров была…
— Да, без балка геологам пришлись бы туго, — резюмировал радист.
— Без балка и без нас, — поддержал его бортмеханик.
— А я представляю, — включился неожиданно штурман, — как они вокруг острова крутились. Известно ведь точно: по берегу дойдёшь до Усть — Таймыры. И вот они идут, идут, а берег все не кончается… Страшно…
— Штурман! Почему курс больше заданного? Молчание.
— Володя, — обращаюсь к бортмеханику, — толкни штурмана! Уснул он, что ли?
Валентин действительно дремал, подперев щеку рукой. Да и сам я, судя по всему, «отключился» на минуту–другую. Всех тянуло ко сну. Шесть плюс шесть — тринадцатый час полета за сегодняшние сутки, да ещё три часа на земле. Устали.
— Командир! Я подвернул но речке — вышли, по–моему, на Марху…
Это уже второй пилот поясняет — Евгений Иванович Яковлев, он за штурвалом. На его счету около двухсот боевых вылетов на пикирующем бомбардировщике. Пе–2, в годы войны удостоен звания Героя Советского Союза. А ныне полковник в отставке, недавно пришел в полярную авиацию.
Сомнения Евгения Ивановича мне понятны: весь полет проходил под сплошной облачностью, на высоте шестьсот метров. Видимость не превышала пяти километров, а в снежных зарядах уменьшалась до двух–трех сотен метров. Ориентироваться было трудно — под нами необозримая тайга. Множество прихотливо извивающихся речек только затрудняли ориентировку
Тем временем штурман уже стоил с картой в руках и пальцем показывал мне предполагаемое место.
— По времени полчаса лишнего получается–за счет встречного ветра, думаю. Но проверить путевую скорость фактически не было возможности. А курс по реке сходится. Думаю, что Марха…
Короток день в феврале, особенно здесь, у полярного круга. Летим в сумерках, за каждым поворотом реки надеемся увидеть костры, но их нет и нет.
Геологов мы слышим, бортрадист принял радиограмму. Штурман читает: «Полоса обозначена ёлочками, горят входные костры. Ждём с нетерпением, учтите — доедаем последнюю собачью упряжку. Имеется больной, требующий эвакуации».
