Юрий с размаху стукнул по плечу бывшего однокурсника.
– Ба! Да это гроза девичьих сердец! Господин Новицкий собственной персоной! Давно из доблестной?
Обернувшись, Павел снисходительно посмотрел на друга.
– Недавно. Еще к гражданке не привык.
Юрий обошел его кругом, как памятник и восхитился:
– Ничего ты заматерел! Косая сажень в плечах! В аспирантуру не собираешься?
Тот пренебрежительно взмахнул рукой.
– Да кому это надо – получать жалкие гроши в этой науке. Я в приличной фирме работаю и зарплата у меня приличная. А ты как?
– Да как – нищий аспирант. Ну, сам понимаешь. – Усмехнувшись, предложил: – Не хочешь на наш новогодний концерт самодеятельности сходить? В зале будет столько интересных мордашек. Молодость вспомнишь.
Павел поморщился. Он подобными подвигами больше не гордился.
– Да не надо мне этого больше. Повзрослел, наверное.
– Что, армия человеком сделала?
Павел презрительно сморщил нос.
– Армия только инвалидом сделать может. Я хоть и лейтенантом служить ушел, а всё равно досталось. – Но приглашение однокурсника отвечало его намерениям, и он согласился: – Ладно, давай сходим. Мне одного человечка увидеть надо.
Юрий попытался допытаться, какого именно человечка, но Павел своих замыслов не выдал.
Расставшись с университетским дружком, быстро пошел по проспекту, вспоминая прошедшее, такое безрассудное и такое, как выяснилось, счастливое время. Память услужливо напомнила то, что было.
Безрезультатно поговорив с Жанной и чувствуя себя совершенно паскудно, решил дать ей время, чтобы она смогла воспринимать всё адекватно. Очень часто, вместо того, чтобы заниматься, приходил к общаге гуманоидов и гадал, успокоилась она или еще нет. Тосковал по ее телу, по их безумным ночам и понимал, что вряд ли что-то подобное будет с другой девчонкой. Хотя кто его знает?
После защиты диплома хотел идти к Жанне, поговорить серьезно, но вся их группа, собравшаяся возле корпуса, была настроена на редкость легкомысленно, и далеко уйти ему не удалось. Светка, в восторге от защищенного диплома, кинулась к нему на шею и принялась целовать, крича, что она ему жутко благодарна. Если учесть, что большая часть ее диплома и в самом деле была написана им, то поступила она правильно. Но ему были неприятны ее поцелуи и он с силой ее покружил, исключительно для того, чтобы отстала.
Она в самом деле отлипла, повиснув уже на Юрке, и он, проболтав с однокашниками больше получаса, смог наконец удрать. У общаги столкнулся с выходящей из нее Жанной и решительно перегородил ей дорогу.
Она взглянула на него с такой надменно-брезгливой миной, что он враз завелся.
– Пойдем поговорим? До автобуса у тебя еще есть время. Я тебя потом отвезу. – Это прозвучало с излишней бравадой, но он ничего не мог с собой поделать. Под ее брезгливым взглядом у него невольно выросли колючки, как у ежа.
Она молча обошла его, как столб, внезапно возникший у нее на пути. Он еще раз загородил ей дорогу и протянул руку, чтобы забрать сумку, но она внезапно с силой толкнула его в грудь и прошипела, как змея:
– Я не хочу тебя больше видеть! Никогда! Запомни это!
Ее глаза сверкали такой неистовой ненавистью, что Павел побледнел. Сделав шаг назад, проговорил, напрасно пытаясь совладать с волнением и досадой:
– Ну, если ты действительно этого хочешь!
Не соизволив ответить, Жанна быстро прошла мимо, а он остался стоять, где стоял, не посмев сделать ни одного шага ей вслед. Потом долго думал, почему. Что его остановило? Он ведь всегда был на редкость своевольным, и слова, пусть и сказанные в гневном запале, его никогда не пугали. Неужели почувствовал, что всё сказанное ею – правда, и он с самом деле ей больше не нужен? Что ж, ее трудно за это винить.
