— Будь умницей, посиди с поручиком, — и отправляюсь в указанном направлении.
В приемной генерала Ватутина сидит замотанный капитан генерального штаба. Он устало смотрит на мое предписание, и устало же сообщает, что генерал-лейтенанта Ватутина нет, что он отбыл сегодня утром в служебную командировку сроком на три дня. Вот так так. И что ж мне теперь делать?
Видя, что я не скандалю и не требую немедленной связи с его убывшим начальством, капитан несколько оттаивает:
— Господин полковник, все что я могу посоветовать Вам, так это рассматривать эти три дня как неожиданный отпуск. Тем более, что Вы прибыли прямо с фронта и отдых Вам не повредит. Я отметил срок Вашего прибытия, так что ступайте в финчасть, получайте денежное содержание и спокойно отдыхайте.
В принципе он прав. Тем более, что я уже третий раз в Берлине, но ни разу толком не осмотрел город. Тем временем капитан что-то вспоминает и начинает лихорадочно рыться в папках на столе. Наконец, найдя нужную бумажку, он протягивает ее мне. Это предписание полковнику Соколову явится в Рейхсканцелярию к рейхсфюреру СС Генриху Гиммлеру. Я удивлен: зачем это я ему понадобился, но молча принимаю предписание. Получив у любезного капитана информацию о приличной гостинице, расположенной неподалеку, и о месте нахождения финчасти русского отдела ОКХ, я откланиваюсь.
В финчасти на меня проливается золотой дождь в виде трех с половиной тысяч рейхсмарок. Это доплата Адольфа Гитлера русским военнослужащим, ведущим боевые действия в Европе совместно с Вермахтом. Ну, что ж, да здравствует великий Фюрер германского народа.
Я спускаюсь вниз по лестнице и вижу строгого обер-лейтеннанта, рассеяно чешущего Танкиста за остатком уха. Нет, все-таки немцы — самый сентиментальный народ на земле!
— Прошу прощения, обер-лейтенант. Мой кот не слишком надоедал Вам?
— Никак нет, герр оберст! — он пристально смотрит мне в глаза, пытаясь понять: видел ли я его грехопадение? Ведь он играл с котом на посту! Ну уж нет, майне кляйне, помучаешься угадывать.
Я забираю Танкиста и вещи и отправляюсь в гостиницу, которую мне указал адъютант Ватутина. Там я и поселяюсь. Поручив кота заботам горничной, я же через двадцать минут еду в такси к Рейхсканцелярии.
А за окном машины шумит удивительно похорошевший с тридцать седьмого года Берлин. Июньская зелень бьет по глазам, чистенькие автомобили мчатся по улицам, и всюду, куда не посмотришь какие-то очень веселые, жизнерадостные люди. Вдоль фасада одного из домов натянут огромный транспарант: "Разбили Францию — справимся и с остальными!" Что же, спорить не стану.
А вот и цель моего вояжа — величественное здание Рейхсканцелярии. Все-таки молодцы немцы, такая архитектура и глаз радует, и своей мощью уверенности придает. У входа застыли изваяниями белокурые викинги лейбштандарта "Адольф Гитлер". Вверх по лестнице, раскрываются тяжелые двери, ну вот я и пришел.
— Господин полковник…
А? Ага, молодой, как их там, да, гаупштурмфюрер. Дежурный. В глазах вопрос, но не назойливый — уважает соратника. Я протягиваю ему предписание:
— Гауптштурмфюрер, мне приказано прибыть к рейхсфюреру…
— Прошу Вас, геноссе, по лестнице на право, там Вам подскажут. Хайль Гитлер!
— Хайль Гитлер! — будем вежливыми в гостях.
Меня встречает еще более вежливый штандартенфюрер, который лично провожает меня к дверям кабинета. Одернув китель, я вхожу:
— Хайль Гитлер!
— Хайль, — сидящий за столом человек поднимает голову и приветливо смотрит на меня. Странно. Я столько раз видел его на фотографиях в газетах и журналах, но никогда не обращал внимания на то, что Гиммлер так удивительно похож на доброго учителя гимназии. Или на уездного почтмейстера. За стеклами очков поблескивают добрые умные глаза.
— Полковник Соколов прибыл по Вашему приказанию, господин Рейхсфюрер.
— Полно, товарищ, полно, — он встает из-за стола и подходит ко мне. — Прошу Вас, товарищ, без чинов. Называйте меня просто «рейхсфюрер». Вы прибыли ко мне не по приказу. Я просто пригласил Вас к себе. — Он напрягается, и вдруг произносит по-русски — В гости, правильно?
— Совершенно верно, рейхсфюрер.
