— Слава Героям!
Машинально тот отвечает:
— России- слава!
Завязывается оживлённый разговор, монах расплывается в улыбке, узнав что я знаю русский язык. Быстро выяснив все интересующие его вопросы, он приглашает меня в гости, соблазняя тем, что пока мы будем общаться, мой самолёт дозаправят. Звучит соблазнительно, и мы идём к деревне… По дороге выясняется, что мы оба воевали в Китае, и инок вообще тает от восторга. Его часть, оказывается, недалеко от нас стояла, и про меня и моих орлов он, конечно же, слышал. Оживлённо предаваясь воспоминаниям входим на деревенскую улицу и подходим к бывшему дому старосты, где разместилась временная комендатура. То что там союзники видно сразу- возле дверей две виселицы, богато украшенные лицами семитской наружности. Часовой отдаёт нам честь, мы входим внутрь и я представляюсь дьякону, командующему монахами. Тот вскакивает и отдаёт честь, узнав мой чин. Лечу я в комбинезоне, и по фуражке видно, что я офицер, а вот звание не рассмотреть. Если только по петлицам, но союзник здесь явно «плавает»… Отдаются распоряжения, и я вижу, как уезжает машина с канистрами. Тем временем на столе появляются закуски, вино, печёности и копчёности. Отказываюсь от вина, мотивируятем, что мне ещё лететь и лететь… Монахи не обижаются, понимают. На машинах то пьяные насмерть бьются, а тут самолёт, который по небу летает, словно ангел. Сидим, ребята потихоньку наливают, на вскоре скованность от погон проходит и мы находим общую тему для разговора- оказывается, что они все ветераны Китая и Монголии. Внезапно вбегает часовой и докладывает о том, что поймали в окрестностях ещё двух евреев. Все выходят наружу- вид у обоих жалкий: грязные, оборванные, худые. Колени трясутся, а от одного явно попахивает… Медвежья болезнь. Дьякон сокрушается, что виселицы заняты, придётся ребят для охраны отрывать, только завтра казнить смогут. Тут замечаю пустые бочки.
— Слушай, чего ты мучаешься? Приговор: без пролития крови?
— Конечно. Да дополнение вышло, жида с виселицы снимать можно не раньше, чем через сутки. А мы этих утром повесили…
— Пусть наносят воды в бочки и башкой вниз. Крови не будет, гарантирую.
— Ну вы полковник, и голова…
Быстренько обоих запрягли. Они водички бегом натаскали, взяли их за грязные ноги и вниз башкой- только пузыри забулькали. Потрепыхались немножко, правда. Но успокоились быстро.
— Вот, дарю идею, дьякон.
А тот сияет прямо. Счастливый. Говорит, мол, обязательно рацпредложение по инстанции внесу. Ну, посидели мы ещё немного, а потом полетел я дальше, к месту службы.
Генерал Шарль де Голль, командир 4-й бронетанковой дивизии
10 мая начальник штаба главнокомандующего генерал Думенк передал ему приказ принять командование 4-й бронетанковой дивизией. Дивизия еще не была сформирована, и де Голль отправился в Везин, куда и должны были поступать части будущей 4-й бронетанковой.
Однако уже на другой день его вызвал к себе командующий Северо-Западным фронтом генерал Жорож. Недоумевая, де Голль явился на вызов. Жорж был спокоен и приветлив, но все же было хорошо заметно, что комфронта подавлен. Присутствовавший тут же Думенк объявил де Голлю боевой приказ:
— Видите ли, мой дорогой де Голль. В результате прорыва противника через Арденны, мы создаем новый фронт обороны по рекам Эн и Элет с тем, чтобы преградить наступающим немцам дорогу на Париж. На этом фронте будет развернута 6-я армия генерала Тушона. Вашей задачей, генерал, будет самостоятельно выдвинуться в район Лаона и обеспечить прикрытие развертывающейся армии.
— Но у меня еще нет войск, — удивленно заявил де Голль, — с чем же я буду обеспечивать прикрытие?
— В районе Лаона имеются какие-то части. Вы будете подчинять их себе. Кроме того, Вам уже направлены отдельные танковые батальоны и два кирасирских полка.
И он помчался в Лаон. Развернув командный пункт в районе Брюйера, де Голль бездействовал, так как в окрестностях Лаона оказались только остатки 3-й кавалерийской дивизии и случайно застрявшие в самом городе бойцы 4-ого отдельного артдивизиона, но, к сожалению, без орудий. Никаких других войск у него не было.
