— Grazia, segnore colonele.
Постой-постой, а форма-то у тебя… Черт возьми, это я что ж генералу Приколо наподдал? Господи, он хоть по-немецки понимает?
— Синьор генерал, прошу прощения за… э-э… неаккуратность…
Тут бой разъединяет нас, а через пять минут Рогатин рапортует, что гусеница в порядке. Тут же залезаем в танк, и обнаруживаем, что у нас надрывается радио.
— Я — Ворон. Прием.
В наушниках грохочет незнакомый голос:
— Я — Гранат. Полковник Дегтярев. Спасибо, Ворон. Теперь еще одно: доведи ребят чуть дальше, а то там гаубицы японские и, возможно, английские броневики. Очень тебя прошу, Ворон, доведи их.
— Понял, Гранат. Черт с тобой, доведу.
— Ворон, с меня — литр.
Придется вести пехоту дальше. Командую "Делай как я", и мы врезаемся в мешанину руин. Потратили еще пару снарядов, расстреляли предпоследний диск ДТ. Потеряли четыре машины… Зато в активе — гаубичная батарея, и разнесенный в пыль пехотный батальон. А что это, вы, братцы, опять залегать надумали? Сейчас, ребята, сейчас, мы вот только эту стеночку перевалим…
По ушам бьет дикий крик. Орет Пивень с унитаром в руках, орет Айзенштайн, рывком открывающий затвор, ору я, вцепившись в пулемет. Орем все, хором. Там, за стеночкой метрах в трехстах от нас — четыре зенитки "тип 88". Я вижу, как один ствол наводится на нас…
Удар потрясает всю машину. Что-то с силой бьет по ногам. Сзади спину обжигает огнем. Дико кричит Айзенштайн. Снизу выметывается язык пламени.
Рывком распахиваю люк. Пламя заполняет все внутренности машины и гудит, как в старой печи. Скорее наружу. Господи, как спину жжет.
Судя по всему, удар пришелся в лобовую плиту. Значит, Рогатина и радиста Прахова уже нет в живых. Скорее на землю…
Стоп! Айзенштайн! Мальчишка так и не вылез наружу. Господи Вседержитель, спаси и защити!
Ныряю внутрь башни. Жаром стягивает кожу на лице, и я буквально слышу, как трещит, обугливаясь, шлемофон. Хватаю Михаэля и тащу в боковой люк. С той стороны лежит Пивень. Я понимаю, что это Пивень, хотя узнать его невозможно — лица уже нет. Ну, мальчик, ну помоги же мне хоть немножко, я ж не вытащу тебя отсюда! А-а-а! Спина! Спина! Ну, мальчик, ну, родной!..
Я слышу, как хрустит кожа на комбинезоне Михаэля, и вот, наконец, мы снаружи. Я забрасываю Айзенштайна снегом, переворачиваю его на спину и прижимаю его к земле. Пламя, надо сбить пламя!
А-а-а! Голова! Голова горит! Снегу мне! Снегу! Почему все опять красное и темнеет? Господи, так больно ведь не бывает… Я так не хочу!..
Витторио Леоне. Запретный Город. Бэйпин
После упорных боёв в нашей экспедиционной бригаде осталось не так много людей, но те, что выжили, стали настоящими воинами. Это чувствовалось и по тому неподдельному уважению, которое выказывали нам окружающие нас русские товарищи. Да и сами берсальеры изменились не только внутренне, но и внешне. Выжили сильнейшие. Истинные потомки Древнего Рима. Да, они немного заразились и русским вольнодумством. Но в лучшую сторону: неоднократно я слышал очень даже грамотные высказывания не только офицеров. Но и рядовых солдат и капралов о том, что нам необходима коренная реорганизация армии. Вооружения. Да и много чего ещё. Мы уже не терялись в самом жестоком бою, массовые атаки китайско-японских частей не приводили солдат в состояние ступора. Наоборот! Теперь уже ОНИ боялись нас. Стоило им только услышать грохочущий из агитационной машины "Марш берсальеров", как из траншей частенько взмывали белые знамёна. Жаль, что это было не всегда. Но случалось. С тяжелейшими боями мы прорвались к Бэйпину и взяли его в кольцо. Самые тяжёлые потери были у русских танкистов, но и нам пришлось несладко. Очень несладко. Но всё-таки мы ворвались в город и были остановлены только у стен древней резиденции китайских императоров, у стен Запретного Города…
— Синьор генерал! Наши залегли! Гаубицы и броневики!
— Мадонна! Дьявол! Где же помощь?! Где танки?!!
— На подходе, синьор генерал!
— Витторио, за мной!
Я подхватываю верный русский «ДП» и мы вместе с генералом Приколо пригибаясь от визжащих пуль мчимся навстречу русским «БТ». Проклятие!!! Они попадают под удар замаскированной батареи. Как не вовремя разбило рацию шальным осколком! Вспыхивает первый танк. За ним окутывается чадным пламенем второй, рассыпает звеньями гусеницу третий. Из последнего вываливаются чумазые танкисты в промасленных комбезах и бросаются ремонтировать гусеницу, один из них прикрывает остальных. Мадонна! Слышен уже знакомый звериный вой и откуда-то появляются маленькие фигуры в оливковой форме с обнажёнными ножами. Гурхи! А, сволочи! На тебе! Пулемёт в моих руках дёргается и веер от живота сразу сбивает с ног нескольких. Наиболее близко приблизившихся к танкистам. Генерал сбивает с ног автоматчика, спасая от метко заущенного в него кукри, тот, не разобравшись, приветствует его чисто русским крюком в челюсть! Мне до их знакомства: диск кончился, а сменить его я не успеваю, на меня бегут сразу четверо. Мадонна! Спаси и сохрани! Непонятно откуда взявшаяся кувалда сносит с ног первого «томми», тот валится под ноги остальным и все летят в кучу. Пока они шевелятся и пыьаются распутаться я меняю диск и пришпиливаю их щедрой очередью. Летят в разные стороны комья промёрзшей земли, брызжет яркая кровь, на лёгком морозце начинающая сразу парить. Выстрел! Мимо! Но я падаю на землю и уйдя перекатом от второй пули бью с колена. Попал! Тяжёлая винтовочная пуля «ДП» выносит щуплого, но жилистого гурха метра на два от места нашей драки. Ф-фу! Наконец-то! Пехота-матушка подоспела. Усталые солдаты огнём своих «лахти» и «ППД» отгоняют англичан. Короткая передышка. Так… где мой диск? Торопливо набиваю его патронами. Меняю, дополняю второй боезапасом. Между тем танкист и генерал выясняют отношения, но вроде всё обошлось. В бою чего не бывает? Тем временем гусеница вновь натянута и танкисты трогаются вперёд. Я подхожу к сеньору Джузеппе, тот держиться за распухшую челюсть и машет мне рукой, мол, давай, веди ребят. Кое-как выясняю, что это остатки пехотной роты. Командира убило, за ним на смертника нарвался комиссар в компании с бригад-иерархом. Одним словом, офицеров на роте не осталось. И от роты всего двадцать человек. Быстро договариваемся, что я старший. Странно. Но языковой барьер куда-то исчез. Я прекрасно понимаю их, они меня. Генерал отцепляет от пояса последнюю гранату и отдаёт мне. Один из солдат подхватывает гуркский кукри и затыкает себе за пояс. Идея хорошая! Но у нас на Сицилии предпочитают работать двумя ножами, поэтому я снимаю с винтовки убитого штык. Мой кинжал у меня всегда в ножнах на поясе. Мадонна!!! Едва русский танк развалил стену, как вспыхивает! Выворачивается люк водителя, одна из створок с воем проносится у меня над головой. Невольно приседаю, но ноги уже на автомате несут меня к осевшему танку. За мной мчаться солдаты. Батарея! Зенитки! С рёвом бессильной ненависти вжимаю спусковой крючок пулемёта. Тот дёргается и рвётся у меня из рук, но это ему не удаётся. Высекая искры из металла пули визжат и рвут тела не прикрытой стальным щитом прислуги. Всё-таки зенитка — это не пушка. Мгновенно вся прислуга превращена в мелкий фарш. В этот момент в горящем танке медленно — медленно откидывается люк и из него пявляется пламя. Я не верю своим глазам: горящий танкист ещё жив. Но почему он так двигается? Ранен?! Мои ребята бросаются ему на помощь. Выволакивают из люка, с ним второго, сбивают пламя ватниками. Какими-то тряпками. Двигается? Мадонна! Жив! Послылаю четверых отнести раненых в тыл, в этот момент «томми» начинают густо садить по нам из пулемётов, затем сквозь грохот доноситься характерное завывание моторов и в дыму и пыли проявляются силуэты броневиков. А у нас на всех одна граната… Ошалело озираемся, потом доходит: мы же на БАТАРЕЕ! Принцип действия всех пушек одинаковый, а уж эта пушка мне очень хорошо знакома! Не раз с ней сталкивались. Лихорадочно киваю бойцам на снаряды, те соображают, и уже в раскрытый затвор с лязганьем входит снаряд. Клацает затвор! Бешено кручу маховик горизонтальной наводки, разворачивая ствол. БА-БАНГ! Выстрел больно бьёт по ушам, раздувая в разные стороны остатки деревянного щита, прикрывавшего пушку с тыла. Дзынь — клац! БА-БАНГ! Второй снаряд точно входит в тупую морду первого "Даймлер Динго". Взрыв! Взлетает к небесам гранёная башня, парят в вышине колёса. Одно из них отлетая, бьёт прямо по стволу идущего сбоку броневика и сбивает наводку башни. От неожиданности видимо тот огрызается короткой очередью и прошивает глинобитную стену стоящего сбоку полуразрушенного здания. Огонь! Огонь! Огонь! Горят, красавчики! Ещё как горят! Мы вам покажем! Меня трясут за плечо, олипаю от панорамы — передо мной знакомый камуфляж.
