Карт нам не выдали. Только кроки убийственного качества, которые штабные, судя по всему, перечерчивали на ходу в машинах. Если судить по этим крокам, то противник засел в Лаоне или двигается в район местечка Креси на речушке Сер. Я вдруг вспоминаю, что так и не спросил: а не то ли это самое Креси, где во время столетней войны англичане наклали в кису своим нынешним союзникам? Очень интересно бы узнать…
А места вокруг точно с картины. Чистенький, словно умытый городок Креси с задорно торчащей красной черепичной крышей то ли ратуши, то ли собора, голубоватые, росистые луга; желтая дорога и небо, точно с картины Левитана – такое же чуть холодноватое, но доброе. Так и ждешь, что сейчас в ушах зазвучит мелодия Грига, запоет пастушьим рожком гобой, и, приветствуя скорый восход, дружно вступят скрипки…
В ушах звучит истошный вопль: "Господин комбат, бригада на связи!" Затоптав окурок я бегу к своему ЛК. Залезаю на башню. Радист потягивает мне шлемофон:
– Скала, Скала. Здесь Гора, прием.
– Гора, я – Скала, как слышно?
– Слышу Вас, Скала. Готовность?
– Готовы, Алексей Михайлович.
– Тогда – с Богом, Всеволод Львович. Начинайте, помолясь.
– Беркуты, Беркуты, я – Скала. Па-а-ашли!
Беркуты отзываются, и рассветная тишина вспарывается грохотом двигателей. В клубах дыма и пыли мы несемся к Креси. По данным разведки мост должен выдержать наши чудовища, но все равно, лучше проверить самому. Мой "Корнилов" проскакивает переправу, мост трясется, и, словно беззвучно кричит от непомерной тяжести, но держит. "Переправляться по одному на максимальной скорости! Первый – пошел!" – и вот мы уже на другом берегу реки. Сер – речка не широкая, но вброд ее не перейти.
Первый батальон сейчас переправляется в городке Монкорне, километрах в двадцати к востоку от нас. А наши мотострелки форсируют Сер в городе Марль. Тремя колоннами бригада идет в бой.
На полном ходу мы минуем деревушку Пуйи и разворачиваемся по фронту. По радио комбат мотострелков Карташев сообщает, что он с двумя своими ротами подходит к нам. Отлично!
О, добро пожаловать, господа "жабоеды"! нам на встречу двигаются двадцать своеобразных французских бронеуродов. Как же, как же, B-1bis собственной персоной. За ними ползут, уже знакомые мне по Испании R-35. Ну-с, господа, со свиданьицем! Здесь Вам, сукиным детям, не Испания!
Оглушительно грохочет пушка. Первый В-1, неуклюже ткнувшись во что-то невидимое, останавливается. Из всех щелей у него лезут желто-черные клубы дыма. Его сосед от точного попадания снаряда лишается башни. Нелепо кувыркаясь, она пролетает метров пять и горящим клубком падает на землю.
Бой заканчивается практически не успев начаться. Каждый француз успевает сделать два-три выстрела, после чего в действие вступает наш обычный порядок: один снаряд – один танк. Я быстро высовываюсь из люка, мгновенно оглядываюсь и ныряю обратно. Так: у двоих ЛК-1 сбиты гусеницы, у одного ЛК-2 что-то случилось с башней, и он рывками проворачивает ее на полный оборот и один "Горыныч" остановился по неизвестной причине. На секунду я отвлекаюсь от поля боя. А-А-БАММ!!! Матушка-заступница, Пресвятая Богородица, что это было?! Я ору в ТПУ:
– Осмотреть на машину на предмет повреждений!
В шлемофоне спокойный голос моего мехвода:
– Господин подполковник, все хорошо. Это мы просто 35-ого таранили.
– Твою мать, чучело, что из пушки было нельзя?!
– Дык, не успели бы, командир. И потом, а чего он сам под гусеницы лезет? – в голосе мехвода звучит удивление напополам с обидой. – Я бы и так остановиться не успел. Ну и дал газку…
Ну что с таким народом делать? Ладно, будем считать, что свою "отважную" медаль ефрейтор Усов, механик-водитель ЛК-1 командира второго батальона тяжелой латной дружинной бригады "Александр Невский" заработал…
Оставив позади пять десятков чадящих остовов французских машин, мы стремительно подходим к Лаону. Роты Бороздина и Тучкова остаются штурмовать город с фронта, а роту Лавриненко я посылаю обойти Лаон с тыла, дабы ни одна сволочь не избегла своей участи. Вместе с ним мчится полурота мотострелков. Ну что, "пуалю", попались? Как кур во щи…
