– Понял Вас, Ворон. С Богом, Всеволод Львович и удачи Вам!
Высовываюсь из башни. Перед глазами плывут черные круги, и я почти ничего не вижу. Но я уже давно в армии, и видеть мне особенно ничего и не надо. Два флажка, белый и красный, вверх, отмашка и вниз. Я не вижу, но точно знаю, что комбаты, "Воронята" подняли вверх флажки. Кручу вновь поднятыми флажками над головой, и уверен, что одновременно с моей командой взревывают и окутываются сизым дымом выхлопов танки.
– Воронята, я – Ворон! Воронята, я – Ворон! Двигаться в район "112"! Атака противника. Вороненок-1 – лево, Вороненок-2 – прямо! Вороненок-3 – веду я! Повторить!
Должно быть, комбаты репетуют команды, потому что в шлемофоне слышно какое-то бормотание. Наша "тридцатка" трогается с места и мы, раскачиваясь на ухабах, влетаем на дорогу. У меня такое ощущение, что мы куда-то плывем на маленьком кораблике по бушующему морю. Айзенштайн что-то кричит, тряся меня за рукав, по крайней мере, я вижу, как в рваном электрическом свете шевелятся его губы. Я изо всех сил вслушиваюсь в слабый шелест из наушников и, наконец, понимаю:
– Господин подполковник, господин подполковник! У Вас все лицо в крови!
Провожу рукой по лицу. Точно, из носа и, похоже, еще из ушей течет кровь. Контузило. И, похоже, не слабо. Странно, что меня не тошнит. Но, видимо, каждый организм реагирует по-своему…
Небо над нами светлеет и из темно-серого превращается в грязно-белое. Мы приближаемся к заданному району, о чем и докладывают комбаты. Теперь самое главное – собраться. Качка усиливается, но я понимаю, что качает не машину, а меня самого. Держись, сукин кот, держись!
Дальнейший путь и начало контратаки представляются мне весьма смутно. Видимо, Воронята выполняют мой приказ и разворачиваются левым уступом. Первыми идут "тридцатки", которые огнем своих 76-мм орудий смешивают боевые порядки наступавших. Меня выносит на холмик (молодчина мехвод!) и с него я кое-как ориентируюсь в происходящем. 112-го стрелкового полка больше не существует. Если кто-то и уцелел, то только раненные, которых не добили в горячке боя. Навстречу танкам катится сплошной приливной волной масса солдат в грязно-буром обмундировании. А над человеческим приливом, выставив похожие на ноги в широких штанах стойки шасси, несутся странного вида самолеты. Ну, только танков японских здесь не хватает!…
Накликал. С той стороны – белая вспышка, виден след трассера. Одновременно Айзенштайн, высунувшийся из бокового люка и исполняющий сейчас роль моих глаз, тычет рукой в ту сторону и на пальцах показывает: три танка. У меня перед глазами колышется какой-то туман, но слишком много ему объяснять мне не нужно. В Бэйпине ничего серьезней "Ха-Го" у японцев не было, значит – это три легких танка.
– Вороненок-1, Вороненок-1, внимание! Право, час, три желтых коробки. Три желтых коробки! Разобраться и доложить!
Первый батальон приветствует появление японцев дружным залпом, который слышу даже я. Второй и третий батальоны лупят по наступающим осколочными и картечью, которые вырывают в плотных порядках азиатов широкие бреши. Сейчас главное – чтобы хватило боеприпасов.
Самолеты сверху поливают нас из пулеметов, но это для нас не страшнее дождя. Вот если "двадцать седьмые" налетят, то проблемы появятся, но пока в воздухе только истребители.
Беда в том, что пехоты с нами нету вовсе. На всякий случай я рявкаю в рацию, чтобы все держали дистанцию и не допускали желтых на гранатный бросок. Впрочем, это все и так и понимают. Героями быть хорошо, но все-таки лучше быть живыми героями.
Несмотря на громадные потери, японо-китайцы неудержимо движутся вперед. Мы вынуждены потихоньку откатываться назад. Пора начинать экономить боеприпасы.
Теперь пушки бьют реже, стараясь одним выстрелом поразить больше мишеней. Полк медленно пятится, изо всех сил стараясь сдержать наступающую стихию. Именно стихию – иначе это и не назовешь. Я трясу головой. Вроде бы в ней что-то проясняется. Похоже, я начинаю опять видеть. Кроме человеческого моря, пытающегося нас захлестнуть, к нам движется целая колонна повозок и автомобилей. Я хлопаю Айзенштайна по плечу:
