История Руси, переписанная заново
Трудно найти в мировой истории фигуру монарха, который обладал бы столь же ярким талантом политического писателя-публициста, абсолютно неколебимого в своей апологии единовластия, в своем отрицании всех и всяческих, исторических и современных ему форм ограничения власти государей, как первый русский царь.
Однако писателем и публицистом Грозный был все же во вторую очередь. И его литературное творчество интересует нас здесь лишь в той мере, в какой оно отразило его творчество государственное.
Одним из важнейших направлений в идеологической борьбе Грозного за установление единовластия было историческое обоснование исконности русского самодержавия. До сих пор, кажется, не было обращено внимания на один примечательный факт. Сам Грозный, а вслед за ним и официальные документы его времени затушевывали то, что он был первым русским царем. Грозный жертвовал своим приоритетом первого царя, для того чтобы утвердить вопреки исторической правде идею исконности русского самодержавия. Он создавал представление, будто венчание его на царство было не чем иным, как принятием им родительского, прародительского и вообще исконного царского венца русских самодержцев.
«Российского царствия самодержавство божиим изволением почен от великого царя Владимира… и великого царя Владимира Мономаха… Мы же… божьим изволением… яко же родихомся во царствии, тако и воспитахомся, и возрастохом, и воцарихомся…», — так писал царь в своем «отвещании» Курбскому.
Не раз присваивал он титул царя своему отцу — великому князю Василию III. «Блаженной памяти великим государем, царем и великим князем всея Русии» назван Василий III и в летописном рассказе о введении опричнины. Великим государем и царем всея Руси именует Иван Грозный своего отца в письме к Стефану Баторию в 1581 г. Однако Иван хорошо знал, что действительная история Руси была иной. Иначе она и выглядела в прежних летописных рассказах, в памятниках литературы и публицистики прежних веков. Это ставило царя и его книжников перед необходимостью создать новый вариант русской истории, который послужил бы обоснованием концепции извечности русского самодержавия.
Во второй половине XVI в. официальные московские книжники под руководством, а иногда и при непосредственном участии самого Ивана Грозного создали ряд монументальных историко-литературных памятников: многотомные летописные своды, «Степенную книгу», «Казанскую историю». Все эти сочинения имели задачу возвеличить власть московских государей и дать исторические обоснования их исключительному праву на русское единодержавие.
Приведем здесь всего один, но зато весьма яркий пример переделки книжниками Ивана Грозного ранней русской истории на свой лад.
В Шестой степени «Степенной книги» есть рассказ о том, как Всеволод Суздальский организовал накануне похода путивльского князя Игоря в половецкую степь свой большой победоносный поход на половцев (в действительности этого не было); о том, как Ольговичи во главе с Игорем, позавидовав успеху этого похода, сами двинулись в степь, где были разбиты, и как Всеволод Суздальский и Роман Волынский (все это тоже сплошная выдумка) двинулись выручать и выручили несчастных пленников. Как видим, утверждение автора «Слова о полку Игореве» о бездействии некоторых князей в момент, когда им надлежало действовать, показалось неподходящим книжникам XVI в. И вот, спустя четыре сотни лет, они выступают с опровержением автора «Слова о полку Игореве», создавая ложный рассказ о походе Всеволода на помощь князю Игорю. Разумеется, эти усилия были затрачены неспроста… Для составителей «Степенной книги», этих трудолюбивых зодчих, строивших многоступенчатое здание истории русского «скипетродержания», возведение шестого этажа их конструкции доставляло особенно много хлопот и беспокойств. Им важно было показать плавный переход единодержавной общерусской великокняжеской власти рода Мономаховичей из Киева во Владимир. Но в жизни было не так. Киевское государство, как известно, распалось на отдельные княжества, и Владимиро-Суздальское было всего лишь одним из них. Более того, само оно долгое время раздиралось внутренней войной Ростова и Суздаля против Владимира, а также вело непрерывную борьбу со своими же «подручниками» — рязанскими князьями. В тяжелой и упорной борьбе вырастал авторитет Всеволода, не приведший, однако, даже к концу его жизни к какому бы то ни было действительному единодержавию.
