– Ну, что ж поделаешь… такова судьба… Да жалко Ипполита Кузмича и семейство его… хорошие были люди. Надо бы службу за упокой заказать. Я ведь ему очень многим обязан, и здесь в Харбине я благодаря его рекомендации оказался… – качал сокрушенно головой и вытирал выступившие слезы Петр Петрович.
Опознав, наконец, с помощью жены Полину, Дуганов стал ее расспрашивать… и узнал о страшной судьбе семьи своего благодетеля. Когда же он стал искренне сокрушаться, и многократно упоминать, что если бы Ипполит Кузмич избежал гибели и тоже добрался до Харбина, то здесь бы такой человек не пропал с его умом, энергией и опытом, к тому же имея такой счет в Русско-Азиатском банке… Полина тактично выдержала скорбную паузу, согласилась сесть за стол, который по такому случаю быстро накрыла хозяйка. После того, как помянули Хардиных и хозяин вновь проронил слезу… тут Полина решилась:
– Петр Петрович, у меня к вам дело… очень серьезное. – Она специально решила перейти к основной цели своего визита вначале изрядно разжалобив Дуганова, после чего достала из сумочки предсмертное письмо Ипполита Кузмича к Дуганову, а когда тот его прочитал, подала и завещание…
Петр Петрович сразу помрачнел, собрал морщины на лбу, и на несколько минут задумался. Он как никто осознавал, какое это нелегкое дело доказать подлинность завещания, а фактически объявить живую наследницу немалого вклада, который, а руководство банка на это очень надеялось, уже никогда не будет востребован вкладчиком, как и множество прочих вкладов, чьи владельцы бесследно сгинули в гиенне гражданской войны. Понимал он и что единственным поручителем за Полину, который может удостоверить и подпись и печать на завещании, является он и только он. Нет, Петр Петрович безоговорочно верил Полине и ничуть не сомневался в подлинности завещания… Он просто боялся, боялся, что если он засвидетельствует это завещание… Это может не понравиться нынешнему руководству банка, где ведущая роль уже принадлежала не русским, а французам, и тогда под любым незначительным предлогом его просто могут лишить места, то есть куска хлеба. Рисковать он не хотел, но в то же время голос совести хоть и несмело, но взывал. И еще, чего Петр Петрович опасался, пожалуй, более всего, он не сомневался, что если он откажется помогать Полине, его просто до смерти запилит, или даже проклянет жена, которая боготворила Хардиных, а Полина сейчас являлась едва ли не олицетворением той семьи…
– Ну что ж Полина Тихоновна… нелегкое это дело, дасс. Но в память об Ипполите Кузмиче, да и с батюшкой вашим мне тоже приходилось иметь дела… Так вот, я конечно, помогу вам, всем чем смогу, но сразу предупреждаю, дело это очень и очень нелегкое. Сейчас наш банк осаждают много всевозможных наследников наших вкладчиков, которые не могут подтвердить свои права на наследство, то что эти вкладчики погибли, хоть и утверждают это устно. Понимаете, среди этих людей есть и те, кто говорит правду, и обыкновенные мошенники. Потому процесс доказательстьва ваших прав на наследство, это очень долгое и муторное дело. Хотя я вам, конечно, верю, и вы предоставили вроде бы все нужные документы, даже справки из анненковского госпиталя о смерти Ипполита Кузмича и гибели его жены и дочери. Все это должно помочь, но пока лучше этих бумаг в банк не носить и не предъявлять. А я в ближайшее время осторожно попытаюсь узнать, кто конкретно этими наследственными делами занимается и с чего нам лучше начать, так сказать, прощупаю почву. Понимаете меня?
– Понимаю… Спасибо вам Петр Петрович. Я еще вот что хотела вам сказать, – Полина понизила голос, так чтобы не услышала отошедшая на кухню жена Дуганова. – Если все устроиться, я обещаю, мы вас отблагодарим, хорошо отблагодарим, не сомневайтесь.
Дуганов с интересом, чуть прищурившись взглянул на Полину. Он не был ни сволочью, ни бессеребреником, он был обыкновенным человеком всю жизнь считавшим большие деньги, не свои деньги. Но, видя их в больших количествах, никогда не взявший чужой копейки, он не мог не мечтать, что бы и у него завелась хотя бы малая их толика.
