Обозы, беженцы… ничто так не раздражало Анненкова. Он видел, что даже его верные атаманцы, у которых в обозе находились семьи, постоянно стремились в тыл, проведать жену, детей, стариков. Обоз сковывал армию, влиял на моральный дух. Люди расслаблялись, казак, проведший ночь в обозе с женой, возвращался в строй не совсем таким, каким был до того. В его сознании семья уже занимали основное место, отодвигая брата-атамана на второй план. И еще одна «головная боль» мучила атамана. Он смог обособить свои полки, чтобы они не мешались ни с дутовцами, ни с людьми Бегича. Это позволило избежать заражения его основных сил микробами разложения. Но одно подразделение разложилось полностью и из числа его «родных». Это был карательный «отряд особого назначения» подчинявшийся начальнику контрразведки есаулу Веселову. В условиях, когда уже нет нужды подавлять бунты плоховооруженных крестьян, сжигать деревни, казнить, пороть, насиловать… а приходилось отбивать атаки регулярных, хорошо вооруженных войск противника, ходить в контратаки, нести изнуряющую караульную службу, не спать ночами, мерзнуть, рисковать быть зарубленным в сабельных сшибках… Для этого опасного, тяжелого и нудного ратного труда каратели оказались совсем непригодны. После того, как они пару раз обратились в паническое бегство, оголив фланг кирасирского полка, которому были приданы, атаман приказал отвести этих «лихих» вояк в тыл, подумывая о суде над наиболее «отличившимися», с последующим назидательным расстрелом. Так он поступал всегда. Но обстановка вдруг подсказала совсем другое решение наболевших вопросов – возможность избавиться одновременно и от не желавших воевать на передовой карателей, и от отосточертевшего обоза, по рукам и ногам вязавшего Армию.
Карательный отряд есаула Веселова насчитывал около сотни человек, среди которых было немало разжалованных за различные преступления офицеров, унтер-офицеров, вахмистров, урядников. Они в основном беспробудно пьянствовали, не слушали ни чьих приказов. Все ждали, что вот-вот крутой и скорый на расправу атаман отдаст приказ всех их во главе с Веселовым поставить к стенке. Но тот чего-то медлил. Более того, незадолго до Нового года он отдал распоряжение отряд из прифронтовой полосы отвести в тыл и будто бы невзначай каратели, не дойдя до места назначения, остановились неподалеку от расположения армейского обоза. Так же, вроде бы случайно, лагерь беженцев и та часть обоза, которая усиленно охранялась, где размещались возы с боеприпасами, продовольствием и фуражем… они оказались разделенными и находились в десяти верстах друг от друга. Таким образом, отряд Веселова оказался рядом с беженцами, охрану которых осуществлял бывший ВРИД начштаба штабс-капитан Сальников с полутора десятками легкораненых казаков…
В степи зимой частенько случаются бураны. Бурной выдалась и новогодняя ночь. Неделю перед тем стояла оттепель, но где-то к вечеру 31-го декабря повалил снег и подул порывистый восточный ветер, закрутивший снежную круговерть. Полина с семьей Хардиных находилась в их походной юрте-кибитке. С приближением двенадцати часов ночи разлили шампанское. Пили за новый 1920-й год, за то чтобы он стал более счастливым, чем уходящий, ну и, конечно, за тех, кто с оружием в руках наперекор судьбе и всем невзгодам противостоят большевикам. Полина не пила, лишь когда пили за Ивана, она чуть пригубила. Врач из армейского госпиталя, у которого она консультировалась, категорически запретил ей всякое спиртное… В соседних повозках и палатках беженцы всяк по своему пытались отпраздновать Новый год. Начальник лагеря штабс-капитан Сальников, тоже встречал праздник со своими женой и дочерьми. Подчиненные ему караульные не захотели мерзнуть на улице, и, спрятавшись в возу с сеном, распивали припасенный самогон. Лагерь фактически никто не охранял. Да и как предвидеть, что для беженцев, находящихся в глубоком тылу Семиреченской Армии, где совсем недавно до основания выжжена красная зараза и никаких партизан просто быть не могло… Что смертельная опасность для них исходит на этот раз вовсе не от красных.
