А вечером началось. Разгневанно потрясая ремнём, отец зигзагообразно петлял из одного угла зала в другой и бушевал на всю квартиру:
– Ну, сорванец, ну, пакость такая, держись!
Опасливо наблюдая за свистящим ремешком, я забился в угол, в старое глубокое кресло.
– Это же надо?! – взволнованно выкрикивал отец. – Эт-т-то же надо! Божже-ж-ж мой! А если бы сам задохнулся? Что нам тогда делать? Как жить?! А если бы всю квартиру…
– Коля! Я прошу тебя… Ну, хватит! – вовсю защищала меня мама.
– …всю квартиру бы спалил!
– Коля!
– …спалил бы, негодяй!
– Коля!
– …спалил бы! И себя, и квартиру! Что «Коля»? – О-о-от, охламон! Бестолочь! Не дитя, а какой-то сплошной вредитель! То мебель расковыряет, то забег тараканов на кухне устроит – все полы зубной пастой разрисует, то сапоги свои, гэдээровские, новые, в проруби утопит. По блату доставали… а он… гэдээровские! О-о-оттт…
– Коленька! Пожалуйста…
– …гэ-дэ-эровские!
– Коля!
– Раисе Фёдоровне долг за ремонт отдали? Ничегошеньки ведь не отдали!
– Да ладно с ним, с ремонтом этим!
– О-о-оттт, негодяй, а-а-ахх!
– Коля! Не жили богато…
– Не жили-и-и-и? Эх, Валя! Сына родили! Бес-со-вест-но-го! Тоже мне, друг, называется! А я с ним в домино, в морской бой, в Чапаева, а он… у-у-у, хулиганище подрастает! – потрясая кулаком, не мог успокоится отец.
Схватил меня за шиворот, выдернул из кресла – и ремешком, и ремешком! С потягом! Да прямо по попке! Ай-яй-яй!
…Стою в углу, шмыгаю носом. Больно. Отшлёпанная ремнём задница стонет и печёт. Застыл. Мотаю срок. На зарёванном лице – полное раскаяние и сожаление. И всё же… кто из детворы похвастаться может, что сову постригал или костёр дома жёг?..
Школа
Детские воспоминания всегда очень теплы и трогательны. По-другому, уверен, и быть не должно. В детстве мы окутаны любовью и вниманием родителей, у нас лучшие в мире друзья и подружки. Наша детская комнатка – светлый и чистый мирок, в котором живут добрые мягкие игрушки, смешные поделки, живые цветы в глиняных горшочках и красочные аппликации. В этой волшебной пещерке нам всегда интересно, уютно, безопасно и беззаботно. Если бы ещё не эта гадская школа! Тогда вообще случился бы детский рай на земле.
Ну да ладно. Ложка дёгтя, она ведь, подлая, и в Африке ложка дёгтя. Я это отлично понимал. Поэтому особо и не переживал по поводу тягот учебного процесса. К тому же, добрыми волшебниками придуманы школьные каникулы. Рано или поздно, они обязательно наступают. Особенно, если летние. Ради такого заманчивого бонуса можно было и попотеть, и постараться, и с неизбежностью занятий смириться.
Помнится, берёшь с утра краснобокое яблочко или пару очищенных морковок, заворачиваешь их в полиэтиленовый пакетик, узелок трамбуешь в школьный ранец и – шагом марш, грызть утренний гранит науки. А он, скажу я вам, крепкий парень. Его за просто так не одолеешь. В школе, как в школе. На войне, как на войне. Впрочем, многое зависело от преподавателя. Если везло с учителем, уроки пролетали в одно захватывающее мгновенье. Если же наставник сорок пять минут назидания превращал в откровенную отбываловку, то и для нас, учеников, этот неполный час растягивался в скучную блеклую бесконечность.
Как правило, к таким равнодушным и нудным преподавателям быстро лепились самые нелицеприятные клички. Лось, Парабола, Муха, Робот. Сколько было таких учителей! И уж совсем единичны были Валентины Фёдоровны, Татьяны Николаевны или Александры Павловичи. Среди школоты упоминание преподавателя по имени-отчеству означало его крайнюю степень авторитетности. «Задрыгала Муха, никак не отцепится со своими кислотами!» – хмурилась пацанва на перемене после химии. Или, наоборот, оживлённо обсуждала после географии загадки Кордильер и удовлетворённо кивала: «Сан Палыч? Нашенский препод!» На уроках у «нашенских» даже самые отчаянные сорвиголовы были нежны и податливы, как взошедшее на печи дрожжевое тесто, прилежны и терпеливы, как знаменитый Пифагор на сдаче экзаменов в Александрийский университет. Школьная гармония на занятиях у «нашенских» проявлялась как никогда. Ученики огромными порциями усваивали аппетитно поданный материал. Усердие же преподавателей сполна вознаграждалось вниманием тихих благодарных слушателей. Но, повторюсь, такой консенсус случался довольно-таки редко.